Пера ли росчерк - ах! - не все равно ли,
Как назовут сие уста – доколе
Ваш нежный рот - сплошное целованье!
Всего стиха он, конечно, не запомнил, но вот это, что его резануло и взорвало «…ваш нежный рот – сплошное целованье!», впечаталось намертво. Он смотрел на Алёнку, и его и до этого довольно нецеломудренные мысли в отношении неё просто сошли с ума – захотелось схватить, смять её прямо здесь на лавочке, терзать ей рот и тискать, давить, мять всё, до чего дотянется рука. Кацо еле-еле перевёл дыхание. Хорошо и то, что он сидел, закинув ногу на ногу, и можно было всё скрыть. Но в душе он клял Алёну с её актёрством, себя за то, что приехал, когда светло, да ещё и один припёрся, друзей зато, что заняты и не нагрянули прямо сейчас, внезапно, и не пришли на помощь в этой трудной ситуации.
А Алёнка, рассказав такой провокационный стих, как ни в чём не бывало, мечтательно прищурившись, смотрела вдаль и снова легонько улыбалась.
- Н-не знаю такого стиха, - проблеял Кацо.
- Стихотворения. Не стиха. Стихи дети Деду Морозу рассказывают, - с укоризной глянула она на парня. – Ты похож на Завадского. Он режиссёром был, актёром. И просто очень красивым мужчиной.
Кацо недолго поразмышлял и вновь расплылся в сладкой улыбке.
- Так я красивый?
- Красивый, красивый, - покачала девчонка головой и, скрыв улыбку, поджала губы, всем видом подчёркивая его не взрослость. Малой Кацо, однао, уже сделал сделал для себя выводы.
К нему на проводы она не обещала прийти.
- Кто я тебе? Двоюродная сестра друга, ушедшего в армию. Нет, не проси, не пойду. Я там никого не знаю, а потом всё ещё понапиваются… Не хочу.
Расчет был как раз на то, что и она тоже немного пригубит и напоследок что-то случится. Но раз так, то Кацо решил провернуть свою авантюру ровно накануне проводов. Жаль, конечно, пришлось поссориться с Вовкой. Тот, видимо, запал на девчонку, но Кацо надавил на мелкого, и запретил ему не только предупреждать Алёну, но и вообще о ней думать.
Алёнка вышла к нему за калитку и кинулась было обратно – включить свет, но Кацо, которому свет был ни к чему, задержал её:
- Не надо, смотри какие звёзды! – они одновременно подняли лица к небу. И Алёнка уселась на лавку возле калитки. Слово за слово, поболтали, посмеялись. Девчонка рассказала, что пришло письмо от Кости, он писал, что в учебке и всё нормально, и тетя Катя радовалась до слёз. Наверное, поедет на присягу. Кацо слушал, всё выгадывая момент, и наконец сказал:
- Поехали со мной в посадку.
- Зачем? – удивилась Алёнка.
- Ну как зачем? Я же красивый, ты сама говорила, - понизил он голос до шепота. Ему не хотелось, чтобы что-нибудь услышали соседи, но получилось ещё и соблазнительно так, с хрипотцой и придыханием. Алёнка молча покрутила головой – нет, не поеду.
- Я с собой коврик взял, вина у мамки в погребе отлил. Поехали! – шептал он горячо прямо ей в лицо. А она, немного отстраняясь, только немножко улыбалась и отрицательно качала головой. Кацо не выдержал, обнял, нашел своими губами её, стал целовать. Она выворачивалась, отталкивала, но молчала.
- Ну что ж ты ломаешься?! – воскликнул он полушепотом, в каком-то отчаянии опуская руки. – А как же «твой рот – сплошное целованье»?
- Цветаева его любила платонически, - отодвинулась от него Алёнка, встала и ушла, плотно затворив за собой калитку.
Да причем тут Цветаева?! С досады Кацо пнул калитку ногой, и та отозвалась металлическим гулом. Он сел на мотоцикл и помчался сквозь пахнущую теплом и травами ночь вокруг села, и лишь сделав два круга и немного успокоившись, вернулся домой.
Он долго не мог уснуть, всё думал о том, что может не стоило так с Алёнкой – резко и грубо? Актрисочка всё таки, городская, нежный цветочек. А потом махнул рукой с насмешкой: может, ещё и жениться на ней нужно? Прямо сегодня? Ха. Ха.
Он видел её пару раз после этого. Однажды года через три-четыре после того, как вернулся из армии. Она стояла с тёть Катей на базаре возле каких-то полотенец и постельного белья и слушала разговор женщин с какой-то тонкой созерцательной улыбкой. Кацо недавно развелся с первой женой, и насобирав впечатлений о бабах своего и ближайших сёл, жил у своей будущей второй жены, и с превосходством бывалого человека хмыкнул, глядя на явно холостую девицу, которую выдавали причёска, яркий маникюр и высоченные каблуки, совершенно нелепо смотревшиеся в полувытоптанной пыльной траве сельского базара. Он даже не поздоровался с ней, сделал вид, что не узнал. Только теть Кате кивнул и прошёл мимо.