Чтобы стать крупным писателем, считал Джек Лондон, необходимы четыре вещи: крепкое здоровье, упорный труд, определенная жизненная философия и откровенность. В здоровье он никогда не сомневался. Труд тоже был привычным делом с раннего детства. Занявшись литературой, он установил себе ежедневную норму — тысячу слов в день (примерно три страницы на машинке), шесть дней в неделю — и никогда от этой нормы не отступал. Искренность и откровенность были его естественными чертами. Что касается жизненной философии, он стоял на социалистических позициях.
Джек Лондон понимал, что творчество писателя вбирает и его мировоззрение, и непосредственный жизненный опыт, а успех писателя в известной степени зависит от ясности его мышления и от глубины его проникновения в жизнь. «Кто ясно мыслит — ясно излагает»… Лондон хорошо помнил эти слова французского мыслителя Буало. «Если вы ясно мыслите, то и писать будете понятно для всех», — подчеркивал он в статье «По поводу философского восприятия жизни писателем» (1903). Ясность же мысли требовала глубоких систематизированных знаний во многих областях — иначе как может писатель «рассуждать логически или иметь широкий взгляд на интересующий его предмет»? Определенный философский подход позволяет писателю выбраться из хаоса противоречивых фактов.
Джек Лондон всегда искал встреч с людьми знающими, глубоко чувствующими жизнь, способными расширить круг его интересов. Такие люди были и среди его друзей: тонкий знаток искусства поэт Джордж Стирлинг, начинающий литератор Клаудсли Джонс, красивая и начитанная социалистка Анна Струнская. Каждый из них оказал влияние на круг интересов молодого писателя, на его восприятие жизни, на его характер и литературные наклонности.
Лондон с большим интересом присматривался к Стирлингу, пишущему сонеты в стиле Китса и лирические стихи, в которых развенчивал сторонников пуританской морали. Ему импонировала привязанность поэта к родному Сан-Франциско, который тот с любовью называл «прохладным серым городом любви». Стихи Стирлинга не пользовались успехом у буржуазной публики, и поэт жил весьма скудно. Лондон внимательно выслушивал длинные тирады Стирлинга о социализме и не менее пылкие речи в защиту принципа «искусства для искусства». Они часто спорили на эту тему. Несмотря на различие во взглядах, Джек относился к поэту доброжелательно, высоко ценил его верность своим идеалам, его острый ум и изящество слова, его житейскую непритязательность.
Знакомство с Клаудсли Джонсом началось с переписки в феврале 1899 года, когда Джонс, прочитав первые рассказы Лондона, написал их автору восторженное письмо. Джонс работал в почтовом ведомстве, тоже придерживался социалистических взглядов и в свободное время писал рассказы, мечтая стать профессиональным писателем. Между ними было много общего. Лондон в своих письмах откровенно рассказывал Джонсу о своих личных делах и литературных замыслах, давал советы, высказывал свои взгляды на творчество вообще. Они сохранили дружескую привязанность до конца жизни.
С Анной Струнской Джек познакомился в канун нового, 1900 года на собрании социалистического кружка в Сан-Франциско. Обычно на таких собраниях он усаживался где-нибудь в уголке и мрачновато поглядывал оттуда на происходящее. Но стоило с ним заговорить, как он преображался: глаза загорались удивительным блеском, лицо расцветало в какой-то почти детской улыбке. Они быстро нашли с Анной общий язык.
Двадцатилетняя студентка Стенфордского университета Анна выросла в обеспеченной еврейской семье выходцев из России, бежавших в Америку от черносотенных погромов. Анна выделялась начитанностью, независимостью суждений, пренебрежением к правилам буржуазной морали, активным интересом к социалистическому движению. Ее скоро отчислили из университета — студенткам запрещалось принимать гостей-мужчин в своих комнатах, но Анна этого правила не соблюдала. Однако она продолжала упорно заниматься самообразованием.
В доме Струнских можно было встретить самых разнообразных людей. Здесь Джек познакомился, например, с анархисткой Эммой Голдман, считавшейся в то время «самой опасной женщиной в Америке». За обеденным столом разгорались споры о социализме и о свободной любви, о литературе и рабочем движении, о викторианской морали и писателях-натуралистах. Джек и Анна были непременными участниками этих споров, зачастую отстаивая диаметрально противоположные точки зрения.
Джек сразу же произвел на Анну сильное впечатление. «У меня было чувство чего-то необычайно прекрасного, — вспоминала она впоследствии. — Мне казалось, что я наяву встретилась с молодым Лассалем, Марксом или Байроном». Джек со своей стороны тоже восхищался Анной. «Женщина с редким даром чувствовать и понимать вершины и глубины эмоциональных движений человеческой души, — писал он об Анне, — умеющая почувствовать силу внутренних переживаний другого человека, сразу схватывающая драматическую напряженность обстановки. Редкая женщина — да и редкий мужчина — обладает такими способностями».