Смертельно больной Бриссенден выстрелом в голову кончает с собой, как раз перед тем, как его поэму принимают к печати. Публикация поэмы вызвала насмешки и нападки на ее автора. Мартин наблюдал за тем, как мелкие душонки затеяли возню вокруг погибшего поэта, «и не скрежетал зубами от ярости. Ему было лишь невыносимо грустно. После того как рухнул его мир, увенчанный любовью, крушение веры в печать и публику уже не казалось катастрофой».
Образ Бриссендена в известной степени противостоит образу Идена и в то же время дополняет его, оттеняя в нем именно те качества, которые отсутствуют у самого Бриссендена. Поэт Бриссенден не стремится к публикации своих стихов, в то время как Мартин живет лишь мыслью о том дне, когда его детища попадут на страницы журналов. Образу Бриссендена в романе отведено всего несколько страниц. Он впервые неожиданно появляется у Морзов, несколько раз встречается с Мартином и затем уходит из жизни и из романа так же неожиданно, как и появился в нем. Однако его влияние на умонастроение Мартина, особенно в конце книги, велико. История с публикацией поэмы Бриссендена, которую Мартин отправил в журнал без согласия поэта, производит на Идена оглушающее впечатление. Он, словно при вспышке молнии, видит подлинную цену буржуазного признания. Поэт для буржуазии — всего лишь шут, призванный развлекать ее и легонько щекотать нервы.
«Хорошо, что ты умер, бедный Брис!» — подумал Мартин, уронив журнал на пол». С этого момента мысль о добровольном уходе из жизни навязчиво возвращается к «больному душой» Мартину Идену. Слова Бриссендена о том, что только социализм сможет спасти его в час разочарования, обретают свой пророческий и трагический смысл.
Больше всего возмущало Лондона нежелание критиков понять основную направленность романа — обличение индивидуализма. Как это ни странно, но многие американские критики восприняли роман как панегирик индивидуализму, как стремление писателя возродить культ «сверхчеловека» пусть даже на этот раз и в рабочей одежде. При этом вспоминали другой образ, созданный писателем, — образ Волка Ларсена, хотя его индивидуализм проявляется совершенно по-иному. На одном экземпляре романа сохранилась запись, сделанная Лондоном в апреле 1910 года: «Это — книга, которую не поняло большинство критиков. Написанная как обвинение индивидуализма, она была истолкована как обвинение социализма… Да будь Мартин Иден социалистом, он бы не погиб».
Лондон неоднократно вынужден был возвращаться к толкованию романа, и особенно образа Мартина Идена, ибо дело дошло до того, что даже с церковных амвонов священники провозглашали, что Иден потерпел поражение из-за неверия в бога. Отвечая в открытом письме одному такому «спасителю душ», Джек Лондон писал:
«…Мартин Иден не был социалистом… Будучи индивидуалистом, не имея ни малейшего представления о нуждах других людей, о нуждах человечества в целом, Мартин Иден жил только для себя, боролся лишь ради себя и, если угодно, и умер-то из-за самого себя. Он дрался за право войти в буржуазные круги, где надеялся найти утонченность, культуру, изящную жизнь и высокие помыслы. Он пробился в эти круги и был потрясен колоссальной отталкивающей посредственностью буржуазии. Он боролся ради женщины, которую любил и поэтому — идеализировал. Он понял, что любовь обманула его ожидания, изменила ему; оказалось, что он больше любит созданный им идеал, чем самую женщину. Таковы были ценности, ради которых, он думал, стоило жить и бороться. Когда же они не оправдали ожиданий, ему — ярому индивидуалисту, не знакомому с нуждами человечества, — не оставалось ничего другого, ради чего стоило жить и бороться. И он ушел из жизни…»
16. Ранчо благих намерений
К осени 1909 года Джек полностью оправился от болезней, к нему вернулась его былая уверенность. Чармиан ожидала ребенка, Джек надеялся, что на этот раз родится сын. Один за другим печатались его рассказы. Журнал «Сатэрдей Ивнинг пост» приобрел за 750 долларов рассказ «Кусок мяса», и 29 ноября 1909 года имя Джека Лондона снова появилось на обложке этого ведущего журнала страны. Доходы писателя вскоре достигают невиданной для литератора суммы — 75 тысяч долларов в год.
Повеселевший, уверенный в себе и в своей фортуне, Джек снова начинает принимать гостей по субботам и воскресеньям. В доме Лондонов снова зазвучал смех, рассказывались анекдоты, устраивались розыгрыши. Часто наведывались Джордж Стирлинг с женой и Клаудсли Джонс с невестой. Стирлинг оставался тем же обаятельным товарищем, каким он был и раньше. Близкие люди узнавали его в образе Рэсса Бриссендена. Джек подтверждал, что многое в характере Бриссендена позаимствовано от Стирлинга. В то же время все философские размышления Бриссендена на страницах романа, его увлечение социалистическими идеями имели своим источником другого доброго знакомого Лондона — социалиста Строн-Гамильтона.