Во втором романе много красивостей и декларативности, автор то и дело отдает дань сентиментальности. Но общая направленность романа, его гуманистический пафос, призыв автора к милосердию в отношении животных тем не менее оказались близки и понятны читателям.
Д. Лондон своими последними романами пытался повлиять на общественное мнение США, стремился убедить своих читателей в необходимости поднять голос протеста против «невыносимых условий… жизни порабощенных животных». В первую очередь он выступает в защиту цирковых животных, которых дрессировали варварскими методами. Роман «Майкл, брат Джерри», по мнению автора, должен был «заставить людей сплотиться… подвигнуть их на организованный протест» против жестокостей цирковых дрессировщиков. Характерно, что свой голос в защиту животных поднял именно Д. Лондон, писатель, которого «литературные критики и сентиментальные люди» считали, как он сам говорил, «звероподобным существом, упивающимся видом крови, насилия и всевозможными ужасами».
Призыв писателя нашел самый широкий отклик. Через несколько лет после первого издания романа клубы в защиту животных, создаваемые по предложению Д. Лондона, объединяли сотни тысяч граждан США. В цирках страны публика подымалась со своих мест и покидала зал, как только объявлялся номер с участием дрессированных собак. Автора романа уже давно не было в живых, а начатое им движение защиты животных продолжалось, набирало силу.
В августе 1916 года Лондоны возвращаются в Калифорнию. Благотворный климат Гавайских островов на этот раз мало чем помог писателю, его здоровье не улучшилось: он по-прежнему страдал от бессонницы и тяжких приступов глубокой меланхолии.
Основное время Лондон отдавал хозяйственным заботам, переписке с многочисленными корреспондентами, дружеским застольям с добрыми знакомыми. Он обычно вставал в 5 часов утра и был на ногах далеко за полночь. Временами ему мерещилось, что он совершенно одинок, окруженный множеством враждебно настроенных к нему людей.
«Те, кто избирает одиночество, должны оставаться одинокими, — признается он в одном из писем своей давней знакомой писательнице М. Остин. — Насколько я знаю, пророки и провидцы всех времен были осуждены на одиночество, за исключением тех случаев, когда их забрасывали камнями или сжигали заживо. Мир в подавляющем большинстве состоит из тупиц и простаков, вы вроде бы не можете жаловаться, если вас называют «величайшим стилистом», но при этом забывают о том, что ваш стиль — всего лишь проявление движений вашей души, вашего сердца, вашего ума. Мир уверен, что стиль не имеет ничего общего ни с сердцем, ни с умом. Не вам и не мне пытаться убедить мир в обратном».
Резкое обострение болезни почек привело к роковому исходу. 22 ноября 1916 года Джек Лондон скончался. После кремации урну с прахом поместили в медный цилиндр, который захоронили в дубовой роще на холме за фермой. Место захоронения залили бетоном, а сверху поместили темно-коричневый каменный валун. На могилу осыпались листья с дуба, когда на заходе солнца Чармиан, Элиза, друзья и родные писателя покидали холм, где нашел успокоение Джек Лондон. И сегодня сотни туристов посещают эти места, осматривают музей Лондона, подолгу стоят у его простой, огороженной обыкновенным заборчиком могилы.
Газеты и журналы отозвались на смерть Лондона статьями и некрологами. Анна Струнская писала в прогрессивном журнале «Мэссиз» («Массы»): «Он был пленен красотой — красотой птиц и цветов, красотой моря и неба, красотой ледяных пустынь Арктики».
«Со смертью Джека Лондона, — говорилось в редакционной статье «Нью-Йорк таймс», — американская литература понесла тяжелую утрату, она в большом долгу перед всей его жизнью… Он обладал поистине изумительной силой наблюдения и выражения, и хотя часто описывал невозможное, он практически никогда не выходил из рамок достоверного, а это в искусстве значительно важнее, чем оставаться в границах возможного».
19. Вместо эпилога
Литературное наследие Джека Лондона обширно и неравноценно. Его творческий путь ознаменован стремительными взлетами к вершинам подлинного литературного мастерства и такими же стремительными падениями.
Известный своей строгостью американский критик Генри Менкен выразил мнение миллионов читателей, задавшись вопросом: «Где он сумел приобрести свою яркую художественную одаренность, свое тончайшее понимание формы и цвета, свое необыкновенное умение владеть словом? Человек этот, следует признать, был прирожденным художником самого высшего класса».