– Как вы смеете! – вспыхнула Ольга. – Подозреваете людей, которых видите впервые. Просто нам нужен ночлег. Мы заплатим: продуктами или деньгами, как скажете.
– Продуктами, это хорошо… А кто – мы? – Из-за спины Ольги выглянул Алька.
– О, да здесь мужчина, ну, тогда мы договоримся, как ты думаешь, а то эти барышни… – доверительно обратился матрос к мальчишке.
Тот, в отличие от Ольги, сохранял спокойствие.
– Видите ли, господин хороший, за два дома отсюда нас ещё один человек ждёт, но у него такая тяжелая ноша…
– Давай-давай, – атлет не дослушал Альку, а только спросил: – Показывай, где этот ваш человек?
Жестом указал Ольге на крыльцо, на которое она тут же обессиленно опустилась, и поспешил за Алькой. Они быстро вернулись. Матрос нес узлы, а Василий Ильич по-прежнему держал у груди Наташу.
– Заходите, не стойте, – предложил матрос, ожидая, пока они поднимутся по ступеням. – Не бойтесь, это я шутки ради грозным прикинулся. Я и сам на птичьих правах: тут мой троюродный брат жил с семьей, да, говорят, накануне выехал. Куда – неизвестно. Что мог – забрал, но кое-что осталось. Для больной даже перина найдется. Их пока ещё не пограбили, а нам всё на руку. Правда, барышня?
– Меня Ольгой звать.
– Запомню, Оля-Оленька. А меня – Герасим. Можно просто Герка.
Она слушала его вполуха, наблюдая, как Аренские пристраивают Наташу на широкой лежанке. Потом извинилась перед Герасимом и поспешила к своим спутникам.
– Идите-идите, дальше уж я сама.
Василий Ильич, облегченно поводя плечами, склонился над рюкзаком с продуктами. Алька относил их на стол, на котором уже находился начатый Герасимом ужин: вареная картошка, кусок черствого хлеба, сало.
Наташа только попила немного воды, с благодарностью приняла умывание, которое устроила для неё Ольга за наскоро сооруженной ширмой из старой занавески, выпила две таблетки и вскоре опять впала в привычное состояние.
Печка, разожженная прежде Герасимом, потрескивала. Видимо, сложенная толковым печником, она давала хорошее, ровное тепло. Несмотря на весну – на дворе было первое апреля, – ещё крепко подмораживало. Мужчины уже познакомились; называли друг друга по имени и на "ты". Аренский открыл одну из трех последних банок тушенки, взятых Ольгой из дома на Ришельевской, и по горнице поплыл аппетитный мясной дух. Герасим весело цокнул языком.
– Бог воздал мне за добро. Я уже неделю на картошке, а тут – такая еда!
– Насколько я знаю, любимая еда хохлов – сало.
– Так я ж и не чистый хохол. В нас, Титовых, и русские, и греки, и даже, говорят, шведы… Такой вот боекомплект! А проще – перед вами бывший моряк, по убеждениям – анархист. Служил на Черном море, в Севастополе. Получил отпуск, а тут – революция. На корабль возвращаться не стал, к батьке Махно приблудился. Полгода с ним прокуролесил, – не понравилось. Человек должен знать, что хочет. А батька – то вашим, то нашим. Преподлый мужик, я вам доложу. Сегодня он твой друг, а завтра – нож в спину. Я так не люблю. Селяне моментом пользуются, подводами награбленное возят. И кого грабят? Своего же брата мужика. Вояки, простите меня, Оля, в бабских тряпках роются. Смотреть противно! Сказал я себе: Титов, воевать – дело моряка, грабить – дело бандита. Пора отрабатывать задний ход. И сбежал. Решил на Азов вернуться. Я же потомственный рыбак. Починю баркас – и в море. Вот дело для настоящих мужчин! Вам-то самим далеко добираться?
– Кому – куда, – пожал плечами Аренский. – Нам – в Ростов, Оленьке – в Екатеринодар.
– Нам же почти по пути, – обрадовался Герасим. – Я ведь до Мариуполя топаю. Там у меня отец с матерью. – Он помолчал и грустно добавил: – Год назад дома был – оба были живы. Отец, правда, прихварывал. Надеюсь, мужик он крепкий, может, сподобится сына дождаться?
Ольга молча раскладывала на столе продукты. Неожиданно матрос поймал её тонкую руку своей мощной рукой.
– Какие маленькие нежные пальчики. Вы кто, актриса?
– Оля – наш друг, – вмешался Аренский, настороженно следивший за Герасимом.
– Княжна Лиговская, выпускница Смольного института, – спокойно ответила Ольга.
– Ух, ты! – присвистнул Герасим. – С кем-с кем, а с княжной за столом мне сидеть не доводилось. Что мне нравится в революции, так это свобода. В делах, в отношениях. Никогда не знаешь наверняка, кого встретишь завтра. С кем только не пришлось жить мне бок о бок последний год! Взять хотя бы бывшего товарища министра, не говоря уже о священнике и проститутке – бывшей фрейлине царицы.
Аренский покашлял – Герасим осёкся.
– Простите, я и забыл, что тут дитё.
– Тоже нашли дитя, – обиделся Алька, – вроде я проституток никогда не видел. Между прочим, одна меня даже в гости приглашала.