– Девочка! Девочка! – Ольга не обращала внимания на эти крики, пока глазастый, небольшого роста мальчишка лет тринадцати не дернул её за рукав.
– Какая же я девочка? – удивилась Ольга. – Для тебя я, скорее, тётя.
– Ой, тётя, – протянул тот, обнажая в улыбке крупные белые зубы. -Тогда я – дядя!
– Не фамильярничай со взрослыми, – строго сказала Ольга. – Говори, что тебе нужно?
– Тебя мой батька кличет. Вон, видишь, на той лавке, в клетчатом картузе.
– Но я его не знаю. О чём можно говорить с незнакомым человеком?
– Боже! – всплеснул руками мальчишка. – Подойди, посмотри, спроси. За погляд денег не берут, за спрос не бьют в нос. Человек помочь хочет. Ты тут сколько стоишь? Билета не достала – по тебе видно. Места себе не заняла. Так всю ночь столбом и простоишь?
Ольга посмотрела на него: мальчишка как мальчишка, но какие у него серьезные взрослые глаза! А манера поведения… Она тоже с детства не была мямлей, но так спокойно подойти к незнакомому человеку, заговорить с ним не смогла бы и сейчас. Она беспомощно оглянулась: вокруг чужие равнодушные лица, а тут – участие. Или им что-то от неё нужно?
– Ну, что ты так туго соображаешь? – тут он явно кого-то копировал. – У тебя должна быть моментальная реакция: сказали – сделала!
– Командир! – фыркнула Ольга, но, поколебавшись, пошла за ним. Пробираясь за неожиданным проводником через узлы и чемоданы, она пыталась выяснить: – А вы кто?
– Кто-кто, русские люди, – гордо ответил провожатый. – А профессия у нас – в цирке работаем. Папа говорит, русские должны помогать друг другу в беде.
– К сожалению, русские – не самый отзывчивый к себе народ, – продолжил высказывания мальчишки тот самый коренастый и широкоплечий мужчина в клетчатом картузе, приподнимаясь и приветствуя Ольгу. – Милости прошу к нашему шалашу. Василий Ильич Аренский – цирковой артист, силовой акробат. А этот пронырливый хлопец – мой сын и товарищ по работе – Арнольд.
– Ольга Лиговская – выпускница Смольного института. Пока без работы.
– Ну, это дело наживное. Если не секрет, куда путь держите?
– Хочу попробовать до Екатеринодара добраться. Кажется, задача будет не из легких… А почему так официально – Арнольд? Вы и дома его так зовете?
– Что вы, Арнольд – сценическое имя, а для своих он просто Алька. Это его матушка всё к иностранщине тяготела. Видимо, потому поехала с труппой на гастроли в Англию, да так там и осталась… Вы садитесь, Оленька! Небось, ноги гудят? Я смотрел, часа два вы так простояли. Значит, в Екатеринодаре вас ждут?
– Просто я надеюсь, что тетка ещё там. И это – моя последняя надежда.
– Милая девушка, в вашем возрасте выражение "последняя надежда" не должно употребляться. Сколько вам лет – семнадцать, восемнадцать?
– Девятнадцать!
– Девятнадцать? – воскликнул Аренский. – В девятнадцать лет я был звездой аттракциона "Полет под куполом цирка"; Василий Аренский человек-легенда!
Он посмеялся.
– И фамилия у вас подходящая.
– Да уж куда более… Приблудился к цирковой труппе голодный малыш, ничего, кроме имени, не знал. Вот и придумала ему фамилию цирковая братия.
Он прервал себя.
– А мы, милая Оленька, едем в Ростов, там сейчас должна быть наша труппа. Когда, как доберемся, – одному богу известно. Для начала доедем до Каховки, а там, с оказией, – дальше.
– Почему именно до Каховки?
– Потому что ближайший поезд только до Каховки идёт, если в нашу сторону. Можно было бы ехать в Винницу или Жмеринку, но это я шучу…
– У вас хоть билеты есть, – вздохнула Ольга, – а мне достать не удалось, сказали, в ближайшее время ничего не предвидится.
– Вот я и говорю: езжайте с нами.
– Без билета?!
– Голубушка, какие сейчас билеты? Вы видите, сколько желающих уехать? Куда-нибудь! Подойдет поезд, все кинутся на штурм. Проводники и носа не покажут, чтобы не задавили. И ещё: по вагонам, говорят, контролеры ходят, но они охотно берут продуктами. У вас есть что-нибудь?
Ольга кивнула. Аренский смущенно вздохнул.
– Я ведь, собственно, пригласил вас не без корысти… Ради бога, вы не поняли, продукты у нас свои.
Он замялся.
– Девушка вы по виду крепкая, несмотря на некоторую хрупкость. Если бы вы помогли нам с Наташей…
Аренский кивнул в сторону и только тогда Ольга заметила среди узлов до глаз закутанную девушку. Словно боясь, что Ольга может отказаться, он торопливо заговорил:
– Наташа – наш канатоходец… Я предупреждал, чтобы она не работала без лонжи. Но публика ахала, восторгалась: как же, такая молоденькая, и смертельный номер. Но вечно нельзя испытывать судьбу. Наташа сорвалась, упала и больше не поднялась. Мы потому от труппы отстали, что артисты решили не брать её с собой. Мол, пустим шапку по кругу, наберём денег, чтобы заплатить сиделке, обеспечим хороший уход, – что ещё больной надо? В такой неразберихе не всякий здоровый выживет…