В здешних предгорьях я раньше никогда не бывала. Знала лишь из прокуратского учебного курса, что лет двести назад велись тут обширные рудные разработки. А значит, должна быть к ним и дорога. Указанная, кстати, на всех служебных рыцарских картах. Правда, как тонкий пунктир вдоль гор, часто прерываемый скалами и провалами. С красными крестиками бывших шахт по верхнему краю и поперечными линиями мостов. Вот на последнее я возлагала большие надежды, так как река Сележа, берущая начало как раз по нашему курсу, была серьезным препятствием. Хотя до нее еще дойти надо.
А пока же, сразу за тылом избушки махнула в высокий густой ельник. И смело зашагала по пожухлой хвое:
— Старайтесь идти вслед за мной.
— Хорошо.
— И по возможности, не влазить в подлесок. Это и паутин касается и высокой травы. В общем, всего, на чем можно оставить следы. И…
— Агата, я вам внял, — Ванн, стряхивая на ходу паутину, виновато скривился. — Она здесь висела, между деревьев.
— Ага… Висела. Так надо было пригнуться.
— Так я не заметил. И обещаю впредь вас по подобным поводам не удручать… Агата, вы мне так и не огласили наш с вами путь.
— Хорошо, — оторвала я взгляд от просвета впереди. — Оглашаю: путь наш лежит чрез высокие леса и широкие реки. Тернист он и долог, ибо все благие дела достигаются лишь упорством. Как вы, Ванн, к «благим делам» относитесь?
Мужчина за моей спиной на несколько секунд впал в раздумье:
— Со всей искренностью к ним отношусь.
— Ага. Надеюсь, она вам не изменит и в ответе на следующий мой вопрос: что «зверю» от вас было надо?
— То, что ценится более всего и дается нам свыше, как дар. Ибо нет ничего в мире дороже и чище, чем это, — оповестили меня с явной улыбкой.
— Ага-а.
— Агата, я вас обидел?
— Чего?
— У нас с вами — равноцветное полотно: вы не доверяете мне…
— А вы…
— А я ничего не ведаю о вас. Что ж до доверия, то вы его, несомненно, достойны.
— Да что вы?
— Воистину говорю. У меня нет причин сомневаться в вашем душевном порыве. И я лишь надеюсь, что не стану причиной его колебаний.
— А вот я сейчас…
— Он не поколеблется из-за меня.
— Мой… — открыв рот, замерла я на месте.
— Порыв души, — нагнал меня Ванн. — Агата…
— Я вас просто спросила: какого рожна от вас надо было «зверю». И всё.
Мужчина, не отводя от меня карих глаз, вновь улыбнулся:
— Жизнь. Все очень просто.
— Очень просто?
— Он выследил меня и пришел, чтоб отнять мою жизнь.
— Откуда он вас выследил?
— От места моего появленья. Моего и…
— Ч-чирк!
Огненная пичуга, прогнув ветку ели, взмахнула крыльями и села рядом с мужским плечом. Ванн, скосившись на нее, вздохнул:
— Нам надо спешить.
— Это… да, — мужчина качнулся, обходя меня сбоку. Птичка тут же вспорхнула вместе с порывом лесного ветра. Я ошалело повела носом. — Нет… Да нет же… Обман обоняния.
— Агата! Здесь, сразу под бугорком, тропа начинается!
Вот, никуда не годное «полотно», рыцарь Вешковская! Никуда не годное! А, ну, быстро взять себя в руки!
— Стойте там! Я иду!.. — и, тряхнув головой, понеслась догонять…
— Тропа, значит? — оба застыли мы на самом краю бугра. За спинами — бор. Впереди и справа — валуны с кустарниковыми проплешинами. А слева, в узкой долине — одинокое пастбище. И даже рыжие овцы на нем скучают. Что ж до тропы… — видимо, восточнее этого места — ручей. Или запруда.
— Почему? — с прищуром повернулся ко мне Ванн.
— Да потому что тропа — овечья. Неужели, не видно? Или вы копыт от человеческих следов не отличаете? Они туда на водопой всем скопом…
— Я внял. А нам она, значит, не подойдет?
— До пастбища прогуляться? — вот же где проверка для «порывов души». Мужчина, вздохнув, насупился. — А-а. Я поняла. Вы — голодный?
— Я могу потерпеть.
— Ну, так, терпите. Мили три пройдем, и я еду сама навещаю.
— Агата, что вы под этим словом подразумеваете?
— Магию. Правда, в данном случае — без изысков. Умею яблоки, помидоры, огурцы и… блины. Так что с голода не загнемся. А сейчас, перед тем, как выходить на простор, мне надо кое-куда отлучиться.
— А под этими словами?
— Сходить по важной оказии. Я недалеко, но вас буду видеть. Так что…
— Агата, конечно, идите, — и столько возвышенности в тоне и в голосе, что удержаться от искушения невозможно:
— О, благодарю вас… Л-ловите! Правда, яблоки у меня всегда кислые получаются. Не знаю, почему…
Нечисть в Ладмении, вся сплошь изученная, квалифицированная и учтенная, отличается от береднянской, как ленивый пес от дикого голодного волка. И единственные существа, на которых реагирует «остро» — пронырливые прокуратские кадеты. К этой категории можно также отнести студентов и юных магических самоучек. Вот на них у нашей ладменской нечисти крайняя аллергия. Ведь сколько учебных трактатов с практической частью написано? Сколько корявых заклятий испытано? Впору вконец мутировать или, собрав пожитки, добровольно махнуть в сторону Склочных болот. Да так бы, наверное, и было (по крайней мере, в радиусе миль сорока вокруг Куполграда), если б не… нечисть в Ладмении еще и ленивая…