— Я пока здесь постою. А она пусть сама за меня и… — надула я щеки. — пусть и-и…
— Кто «она» то?
— А любовь. И прощает и не носится, где попало, и решает. А я пока здесь вот, — и тоже шерканула по носу рукой.
— Ну, тогда, хотя бы, мне помогайте. А то, что зря стоять-то? — с улыбкой покачал головой мужчина и бросил мне за спину взгляд. Я тут же обернулась, чтобы увидеть прыгающую к нам через лужицы Варвару:
— Агата!
— Чего тебе? Ботинок по дороге не потеряй!
— Ой, и верно, — мигом нагнувшись, дернула она за развязанный шнурок на правом. — Агата, там это…
— Что, «это»-то? — сурово сдвинула я брови. Варвара, наконец, допрыгала до нас:
— Там твой Ник очухался. Спал-спал и вот вам — с койки подорваться решил.
— Тысь моя майка.
— Угу! А сам же не видит ничтоже и мама меня за тобой, чтоб он голос знакомый, а то… — и, открыв рот, воззрилась на меня: догадайся сама, мол. Я — догадалась:
— Перебьет все от дисбаланса сознания, — и резко взяла старт от плетня. Луж я даже не заметила, впрочем, как и крыльца, сеней и дверей. Вот на их громкое захлопывание он и обернулся. А, может и на… — Чтоб меня…
Мужчина стоял посреди комнаты, расставив ноги. Одна — туго обмотана. Другая — босая. В зажатой руке — трясущийся мелкой дрожью табурет. А в мутных глазах — инстинкты ошалелого зверя. За миг до прыжка. Или броска. Ох, ты ж! Стэнка! Ее буквально втиснуло в узкую щель между печью и стеной. И вот в ее глазах… впрочем, я по Стэнке своими лишь мазнула.
— Кто здесь? — произнес глухим голосом «восставший». И еще подобрался. Я сглотнула слюну. Он — склонил голову набок.
— Ник, это я. Это я, Агата. Ты табурет сейчас…
— Ага-та? Ты…
И в следующий миг уже рванула к нему, чтоб едва успеть поддержать:
— Ник!.. Ну, чего ж ты? Ведь, еле жив. Зачем встал? Куда?
— Агата…Мы где с тобой? — рукой обхватил он меня. — Мы где? Они и тебя тоже? Ты — мокрая вся. И почему я…
— Ничего не видишь? Это пройдет. А мокрая, потому что на улице дождь, — задрала я к нему лицо, пытаясь поймать своим взглядом его. — Это пройдет, Ник. Обязательно. А мы с тобой — в безопасности. В Грязных землях, но, в безопасности. И тебе нужно сейчас…
— В безопасности? — в конце концов, замер он. — Агата, я ничего не помню. С того момента, как эти курвы влили в меня свою бодягу. Но, как у тебя… А где Ванн? — и сдвинул брови. — Он…
— Все нормально. Он тебя сюда и принес. А вытащила от «курв» здешняя хозяйка, Стэнка. Она и сейчас тебя выхаживает. А ты ее напугал своим…
— Агата, — выдохнул Ник. — Агата, — и ткнулся лбом мне в висок. — Я ничего не помню. Но, главное, что ты здесь, и мы все в безопасности. Как всё это было? Ты мне расскажешь.
— Ага. Расскажу, — пропыхтела я ему в шею. — Обязательно и в подробностях. А сейчас, давай ко назад, в постель… Стэнка, выходи из убежища. Всё, — и с трудом оторвала от стиснутых мужских пальцев табурет… — Вот так, потихоньку похромали обратно… Ник?
— Что, Агата?
— А ты совсем ничего не видишь?
— Ну, силуэты только, как сквозь мутную воду. Но, это…
— Пройдет. А… и не помнишь совсем ничего?
— Нет… А что?
— Уф-ф… Ничего. Всё. А теперь — ложись. И чтоб больше без разрешения женщин не пугал. Тут, кстати, и дети есть. Хоть они и «не ребёнки».
— Угу… Видать, многое я… не помню. Стэнка!
— Да, Ник? — отозвалась оная не ближе, чем от печи.
— Вы меня извините.
— Добро… Агата, ты его на спину не укладывай. Я ему сейчас мстить буду.
— Чем? — заинтересованно выдохнули мы с Ником.
Женщина возникла теперь целиком. С большой кружкой в вытянутой руке:
— А отваром своим. Би же вельмо смердив и гадан укус.
— Стэнка, он береднянский знает. Хотя, все равно б догадался.
Врачуемый лишь громко вздохнул…
Странно устроено наше сознание. Бежал — бежал. Гнался за кем-то или ускользал от погони, и вот, наконец, отдышался, затих. И сразу кажется, что вместе с тобой затихла, вдруг, сама жизнь. А устраивала она тебя такая, эта жизнь-беготня? Нет. Но, и без нее уже…
— Я себя нормально сейчас чувствую, — словил Ник Варварину ложку, маятником качающуюся перед самым своим носом.
— Ай! Отдай! — в ответ огласилась та.
— И вижу гораздо лучше, — трофей приземлился в аккурат в плошку бывшей хозяйки. Ник, после финишного «булька» удовлетворенно кивнул. — Так что…
— Полетишь, сшибая сосны.
— Хи-хи-хи.
— Это почему же? — уставились теперь на меня. И даже почти угадали.
— Да потому что, нога.
— А-а. Я, когда сижу, про нее забываю… Ну так, дело то — одной ночи.