Тьфу!
Кот выключил телевизор.
Подумал было звякнуть Рае на рабочий. Но решил, что лучше не надо: у неё строгий начальник. Ну как строгий: молодой. Амбициозный, хоть и тупой. Но – ещё вполне любвеобильный. Поэтому все, кто с ним не спит – подвергаются гонениям и репрессиям… И должны работать. Ну, и соблюдать дисциплину чётко: чтоб не вылететь. А посторонние звонки в рабочее время… Вот именно.
Поэтому он сеструхе просто записку напишет. Как у них с Дрики, да что. Надо будет – сама вечером ему перезвонит! Хотя…
То, что его не будет дома ещё добрых десять дней, её наверняка обрадует.
Уходя из квартиры, он невольно приостановился на пороге. Обвёл взглядом.
Он не сожалел, что уходит.
Нет.
Это – не Дом с большой буквы. Это – место, куда он приходит переночевать. Иногда. Может, кроме всего прочего он ещё и поэтому настаивает, чтоб они поработали на «заколдованном» участке ещё. А уж Дрики-то – так и вовсе нечего терять!
Там, где он сейчас живёт, у племянника, его просто ненавидят.
В кафешке-забегаловке «Чорсу», представлявшей собой типовую, барачного вида, плоскую одноэтажную постройку, с обилием огромных стеклянных окон и алюкобондовских рам, было затишье. Только в углу сидела, обедая, и весело переговариваясь, компания каких-то клерков: все в белых рубашечках, чёрных брючках, отлакированных черных же туфлях, или штиблетах-мокасинах. И с неизменными галстучками-шнурочками.
Располагалась эта кафешка неудобно: на границе с соседним кварталом таких же унылых панельных четырёхэтажек, в полукилометре от нужной ему остановки автобуса. Зато ожидания оправдались: на обычном её месте он нашёл Надьку.
Вид у дамы был… Хм.
Собственно, в молодости, лет двадцать назад, Надежда, или Надя, отличалась редкостной красотой. Напоминая и фигурой и лицом небезызвестную скандалистку-самопиарщицу Ольгу Пузову. Правда, хищный рот и целеустремлённо-озабоченное выражение лица несколько портили общее впечатление от милой в юные годы мордашки. И, вероятно, это, да ещё склочный характер, и любовь к алкоголю, вначале элитному, а затем – и не очень, помешали девушке удачно выйти замуж. Ну а неудачно – целых два раза. Повезло ещё, что детей у Надьки, или Надюхи, как между собой её уже лет десять звали все алкаши района, не было. Потому что их у неё точно бы отобрали. За аморальное поведение и отвратительные бытовые условия. Проще говоря, пока квартиру Надежды и её матери не отобрали, протоколом оформив как притон, работала она путаной.
Вначале – элитной, хорохорясь, и путаясь с мужчинами, разъезжавшими на «Лексусах», «Аудях» да Ландкрузерах. А затем – и обычными. Уже ни на чём не разъезжающими. А ходящими, как и Кот и Дрики, везде – своими ножками… Соответственно, и такса за «услуги» упала. Сильно. Не тот «товарный» вид!
Естественно, сильно упал и статус. Правда, похоже, деньги, чтоб делиться с хозяином забегаловки, Рашид-акой, (Вон он: как раз протопал из кухни в подсобное помещение с совком и тряпкой в руке, хмурясь, и поправляя на ходу замызганный фартук!) у Надьки ещё имеются. Иначе чёрта с два старый хищник разрешал бы ей портить ему интерьерчик заведения своей наштукатуренной в три слоя вульгарной физиономией!
Так что подсаживаясь за её столик, в полутёмном вечером, а сейчас отлично освещённом углу, Кот отмёл как неконструктивные свои сомнения и смущение, и старался вести себя раскованно и свободно: не так уж далеко сейчас по этому самому «социальному статусу» дама от них с Дрики, как пытается показать!:
– Привет, Надежда!
– О! Привет, Васёк! – по еле раздвинутым, словно в оскале, губам, и кислому выражению остального лица, он понял, что дама совсем на мели. Иначе сходу просто послала бы его – «чтоб не отбивал потенциальных клиентов своим затрапезным видом».
Кот был не в претензии, когда она так делала в предыдущие два «подхода». Потому что им с Дрики «этого» дела и правда – практически нужно уже и не было… Хотя ночные поллюции ещё иногда случались. Пару раз в месяц. То есть – не всё ещё «на полшестого». Но сейчас…
– Спросить вот хотел. Ты сегодня… Сильно занята?
Надька рассмеялась. Не так как обычно – вульгарно, и громко, с закидыванием головы с гривой, как у лошади, назад, и экзальтацией в тоне, а – с долей горечи, и негромко. Покачала головой. Потом вдруг глянула ему прямо в глаза, злобно дёрнув щекой:
– А можно без этих подъ…бок?! Вам, старым хрычам, только б издеваться над пожилой девушкой, про…равшей свои лучшие годы! Не нужно мне лишний раз намекать, что никому я сейчас на… не нужна!