Федор Алексеевич усмехнулся, поднял с пола разметанные ветром бумаги, поставил на них пресс-папье и добавил:
— Также неблагоразумно оставлять важные бумаги у открытого окна. Впрочем, могу вас успокоить — вы все ещё не женились на Светлане даже по законам русичей.
Казалось, прошла вечность, пока граф разлепил темные губы и едва слышно произнес:
— Я попросил бы вас объясниться…
— А что вам непонятно, Фридрих? — грозно перебил его Басманов. — Вы, право, хуже младенца… Неужели думаете, что украсть жизнь и невинность девушки — достаточно для того, чтобы стать ее мужем? — Басманов продолжал гадко ухмыляться, нагло усевшись теперь на край письменного стола, совсем как три года назад в холодном сером номере «Астории».
— А что я должен ещё сделать? — уже вновь громко осведомился хозяин замка.
— Для чего, граф? — Басманов барабанил пальцами по столу. — Вы же только что вымаливали у моей правнучки подпись…
— Я задал вопрос, Федор Алексеевич! — перебил его граф. — И хочу получить ответ.
— Показать отцу невесты силу богатырскую да удаль молодецкую! — нараспев отозвался Басманов и еще удобнее устроился на столе, закинув на него ногу, чтобы отряхнуть от дорожной пыли дорогой сапог.
— Благодарю за ответ, — Фридрих шагнул к столу. — Надеюсь, князь не шибко занят детским журналом, чтобы отказаться принять гостя?
— Вы это серьёзно, граф? — расхохотался Басманов. — Я есть единственный законный родственник Светланы, но пытать вашу дурь я не стану. Она и без того прет из вас, как из прыщавого отрока! Чем правнучка моя может доказать свое благочестие? А ничем… Так что только честный бой может решить, была верна вам жена или согрешила. Коль победите вы, то правда ваша и вы рогоносец, коль победу одержу я, то вы возвели на нее напраслину… Только бой наш не принесет вам пользы. На чьей бы стороне ни оказалась правда, вы в проигрыше… Верно говорю?
— И все равно я хочу драться! — выступил вперед граф. — И если умру, то умру с восстановленной честью.
Басманов по-кошачьи ловко соскользнул со стола и одернул кафтан:
— Тогда дайте оружие и выделите залу.
— Пройдёмте в арсенальную. Найдете, чем драться. Я, простите, в этом плохо разбираюсь.
На этих словах Раду ринулся между ними.
— Вы что, действительно биться собрались? — И обернулся к гостю. — Он никогда не держал в руках меча… Исход боя предрешен.
— Он предрешен, потому что я невиновна перед мужем! — раздался за их спинами высокий голос Светланы. — Но пусть он сразится с правдой и падет за свое неверие. Я принесу ему на могилу пучок полыни. И череп, который мне швырнули в лицо.
Басманов расхохотался пуще прежнего:
— Идёмте, граф! Негоже заставлять даму ждать…
Но Светлана опередила хозяина замка и ухватилась за рукав кафтана.
— Не надо, Феденька, умоляю… Это была шутка. Мне нужно перехватить поезд. Меня ждут бойцы… Умирающие… Не время игрища устраивать… Что честь моя супротив жизней, которые отдают за Отечество? Опомнись, Феденька!
И, упав перед прадедом на колени, Светлана принялась покрывать унизанные кольцами руки солеными поцелуями. Но граф тут же поднял ее с колен и, усадив на диван, аккуратно перекинул вперед обе косы.
— Я прошу у вас прощения авансом. Коль на то будет Божья воля, — Фридрих протянул жене бокал с кровавым шампанским. — Выпейте вместо завтрака. А ты, Раду, прикажи Аксинье накрыть стол — через час кто-то из нас изрядно проголодается.
Фридрих отвернулся, и Светлана тут же запустила в него фужером. Ударившись о спину вампира, тот упал на пол и разбился, а кровь медленно растеклась по белой сорочке. Граф замер, но не обернулся к дивану. Вышел вон и оставил дверь открытой, чтобы Раду мог исполнить его поручение.
Вампир и упырь шли по темным переходам замка молча, но у входа в арсенальную Басманов открыл рот:
— У вас здесь очень красиво. Я впервые в подобном месте. Какой век? Я совершенно не разбираюсь в архитектуре.
— Конец тринадцатого века. Именно тогда мои предки перебрались из Германии в Ардиал. Это румынское название для Трансильвании.