— Князь просил передать… — начал было секретарь, но его тут же перебили:
— Знаю, знаю… Не глухая… Сейчас в домашнее переоденусь и спущусь. А ты смотри, Федор Алексеич, не смей тащить дочь в дом раньше рассвета… Если позабыл вдруг за своими волосами, то напомню: у нас народная нелюбовь к немцам…
— Мы — трансильванцы, — поклонился еще раз господин Грабан.
— Тем более! Можете Федьку расспросить, какого оно на колу-то сидеть… В общем-то ему, кажется, понравилось… — и княгиня со смехом спрыгнула с окна обратно в свою спальню.
Оборотень смущенно взглянул на упыря, а тот вдруг отдернул руку от белесой косы, хвост которой все еще удерживал в своих тонких пальцах, заметив, что те, как обычно, испачканы в чернилах.
— Я… — принялся робко выговаривать русские слова трансильванец. — Могу отсыпать вам своего фиалкового порошка. Только он в наших номерах. Вот…
Затянутой в белую перчатку рукой трансильванец протянул княжескому секретарю визитку:
— Это гостиница, в которой мы с графом остановились.
Федор Алексеевич улыбнулся и произнес совсем тихо:
— Я знаю, где вы остановились. К тому же, сегодня вы явно задневуете у нас…
— Мы с графом собирались прогуляться, — белокурый оборотень нервным движением вытащил из второго кармана новенькую карту и принялся расправлять ее на колонне. — Вот, до Никольского кладбища…
— Да не верьте вы в эти туристические места! — облокотился на колонну Федор Алексеевич, приминая плечом край карты. — В Петербурге даже мертвый может найти более живое развлечение. Тем более до понедельника осталось так немного. И потом сегодня вряд ли ваш граф будет в состоянии прогуляться по нашему славному городу… Князь приглашает и вас тоже выпить с ним за знакомство.
— Простите, но мы с графом не пьем, — робко отозвался оборотень. — Вообще не пьем.
— Ну это вы с графом не пьете, — рассмеялся Федор Алексеевич в голос, — а с князем будете. Да что вы переживаете, право… Успеете достопримечательности посмотреть! И сдалась вам эта Лавра — вы что, с духовенством о Боге решили поговорить…
— Да это все Его Сиятельство, — вздохнул господин Грабан. — Ища Грааль, граф наткнулся на какую-то веселую книгу, где говорилось, что бог умер… Теперь он ищет доказательства этому, ибо доводы, приведенные в книге, не совсем удовлетворили его пытливый ум. В своих поисках он идет от обратного — пытается доказать священникам, что бог их умер, чтобы те доказали ему, что тот жив…
Федор Алексеевич вновь расхохотался, и молодой трансильванец даже прикусил от обиды губу, ведь он-то пытался подобрать в своем русском словарном запасе самые научные слова, чтобы не прослыть деревенским юнцом, да и не выставить посмешищем своего господина.
— И ваш граф серьезно собрался об этом говорить с русскими монахами? — продолжал хохотать секретарь князя Мирослава. — Нет, нет… Отговорите его от этого неразумного шага, потому как те спорить не станут. Более того, монахи будут так рьяно соглашаться с вашим графом в том, что бог умер, что тот снова в бога уверует, если Ницше своей «Веселой наукой» все же сумел подорвать в нем веру! Но скука там у них в Лавре, уж поверьте мне, смертная. Еще большая, чем у нас тут… Как песнопения затянут, сразу хочется молебен услышать… Ваш граф случаем не поет?
— Немного, — сконфузился еще больше юный трансильванец.
— Вот, после того, как исполнит «Богородице, дево, радуйся…», ни в жизнь больше рта не раскроет… И много у вас наличности с собой? Да вы не подумайте ничего, просто вам ли цыган в Трансильвании не знать, а наши монахи давно их переплюнули… Сразу же начнут вашего графа благословлять на питие русской кровушки, ну и ручку позолотить попросят, как водится… Берут всем, даже серебряниками… Поверьте, это вековой развод кровопийц для поддержания веры в народе, а то, знаете, атеистов развелось … Давайте-ка я вас лучше на литераторские мостки отведу. Опять-таки кладбище, но там хоть с умными людьми пообщаетесь… Вы ведь умеете разговаривать с мертвыми?
Оборотень опустил глаза:
— А кем вы себя считаете?
— Уж явно не мёртвым. Суть наша с вашим графом едина, мы оба мерзавцы.
И Федору Алексеевичу пришлось разъяснить трансильванцу значение употребленного им слова. Затем он взглянул на часы и быстро добавил: