— Станем взаимодействовать.
— Будь я на месте вашего начальства, — посмотрел капитан вдаль, туда, где между прибрежными барханами небо соприкасалось с водой, — организовал бы службу заграждения вокруг Одессы. Из катакомб вышли подпольщики, партизаны, скрывавшиеся там от немцев. Кроме них под землей был и другой люд. Все повылазили. В Одессу со всей округи тянутся пешие и конные, а кто они такие, неизвестно. Вам, как говорится, карты в руки. Фильтруйте.
— Вы не были разведчиком? — спросил Шведов.
— Был командиром дивизионной. Теперь вручили отдельный батальон.
— Сколько людей в этих катакомбах могло бы укрываться? — поинтересовался Шикерин.
— Много. Образовались они в результате добычи ракушечника, из которого строят дома. За два века разработки катакомбы превратились в сложный лабиринт, длина которого где-то около полутора тысяч километров, а если приплюсовать сюда пригороды, едва ли не в три раза больше получится. Два с половиной года немцы пытались уничтожить жителей подземной Одессы, однако сделать этого им не удалось.
— Посмотрим море и рванем в Одессу, — заключил Бодров.
Море! Офицеры стояли у воды, вдыхая непривычный запах.
Большая зеленовато-голубая волна как бы нехотя накатывалась с глухим хлопком на берег, шумно катая шипящую гальку взад-вперед. Не хотелось говорить, глядя на это величие и незыблемость. Стихия, не подвластная описанию, какие бы слова и сравнения ни подбирались. Раз увидев море, запомнишь его навсегда.
— Каждый день любуюсь, — сказал капитан, — не надоедает. Но если долго смотреть на волны, начинает покачивать, будто земля под ногами шевелится.
— Служба у вас, однако! — покачал головой Шведов.
— Не жалуемся. Передышка на передовой скоро закончится, войска пойдут вперед, нас отсюда тоже поснимают.
— Лови момент.
— Капитан, — повернулся Бодров к нему лицом, — по поводу Одессы вы нам выдали информацию, которой нет цены.
— Передайте начальству, которому она нужна.
— Мы и есть то «начальство», которому поручено принимать решение.
— Ого! Тогда в добрый час!
Выполнили поручение Николая Дмитриевича, помыли руки, умылись. Сергей пригубил из ладони водички. «Солоновато-горьковатая», — определил он.
Снова прифронтовая путь-дорога. Без особых приключений добрались до Одессы. На окраине города двухэтажный особняк из ракушечника с выбитыми рамами, ограда вокруг небольшого сада из такого же камня. Розоватый оттенок строительного материала создавал неповторимый колорит, навевал мысли о поместье.
— Живут же люди!
Когда подошли к особняку, с противоположной от входа стороны из окна выпрыгнули двое и бросились в разные стороны. Командир взвода охраны направил им вслед засидевшихся четырех автоматчиков. Вскоре беглецов доставили Бодрову.
— Кто такие?
Молчат, с опаской поглядывая на автоматчиков.
— Отвечайте, — повысил голос Шведов.
— Мы партизаны.
— Из катакомб, — подхватил другой, посмотрев на находчивого товарища.
— На партизан вы совершенно не похожи. Документы!
— Нету. Оставили в катакомбах.
— Шпионы, — сделал вывод Шикерин. — Придется вас расстрелять.
— Что вы, дядя, — встал на колени менее находчивый. — Я вам все расскажу.
— Говори. Да встань с колен, не немцы же мы.
— В армию ребят забирают, а мы спрятались. Хотели просидеть здесь до вечера, а потом уйти по домам.
— В штрафную роту вам дорога.
— А что это такое?
— Узнаете.
Посадили отказников в кузов «студебекера». Вот и знаменитая улица Дерибасовская, где передали задержанных первому встречному патрулю. На улицах Одессы бросилось в глаза большое количество людей в штатской одежде.
— Тут непочатый край работы, — заметил Шведов.
— Если начальник войск согласится, пришлем сюда батальон для патрульно-постовой службы, а со временем проведем чекистско-войсковую операцию по сплошной проверке документов.
— Надо бы посмотреть на знаменитую Потемкинскую лестницу, — сказал Шикерин. — Помните фильм «Броненосец Потемкин»? Там снимали кадры расстрела мирных жителей.
Гранитное сооружение тем не менее особого впечатления не произвело. Лестница была замусорена, местами побита, валялись немецкие каски, ранцы, ремни с алюмиииевыми бляхами, один сапог. Нетронутой красотой виделось отсюда море, сглаживая тягостное впечатление от окружающей разрухи и загаженности.