И я сказал так:
— А я не буду ничего объяснять!
И рассмеялся. В самом деле стало смешно от всей глупой суеты вокруг меня.
— Ну, Елена Викторовна, вы же понимаете… — врач бессильно развел руками.
— Не было у него никаких ранений неделю назад! И до сегодняшнего дня не было. По крайней мере ничего серьезного, что я могла бы заметить, — мама сердито смотрела на меня, словно только я был виноват, что очевидное не помещалось в шаблоны их разумения.
— Тогда остается предположить, что эти раны затянулись за пару часов, что противоречит медицинской науке, — доктор принялся убирать в саквояж медицинские приспособления. — Скажу вам, даже магическая пролиферация наивысшего уровня не может происходить так быстро! Это просто невозможно! — последнее слово он произнес особо громко. — Разумеется, я сейчас выпишу средства. Все необходимое, чтобы скорее снять опухоль и гематомы, а в остальном его сиятельство всецело здоров. Если бы не эта странность на животе, то просто не к чему придраться.
Проводив врача и поручив слуге бежать в аптеку с рецептом, графиня спешно вернулась в мою комнату, придвинула стул ближе к кровати и, устроившись на нем, сказала:
— Саш, пожалуйста, объясни мне все. Ты явно что-то скрываешь. Я хочу знать правду. Всю правду!
— Мам, а давай ты, наконец, перестанешь относиться ко мне, как к ребенку, — меня действительно напрягало ее излишне трепетное отношение. — Я практически окончил школу второго круга. С этих пор я считаюсь не ребенком, а полноценным мужчиной. Вот не надо со мной больше нянчиться. Не надо охать и хвататься за голову при малейшей царапине. Пойми, ответственность за мою жизнь, мое благополучие и будущее теперь лежит на мне. Кстати, ответственность не только за мою жизнь, но и твою. Ответственность за нашу небольшую семью и ее благополучие. Прими, наконец, это. Взамен я буду с тобой достаточно прямым. Идет?
— Ты, наверное, прав, — чуть помолчав признала она. — Но тоже пойми, что даже в сорок и пятьдесят лет, если я, конечно, доживу до такого твоего возраста, ты по-прежнему будешь для меня моим ребенком. Но я постараюсь, Саш. Я вижу, как ты повзрослел. Очень повзрослел. Особенно я это почувствовала сегодня. Ты даже стал как-то иначе изъясняться. Тверже, решительнее, рассудительнее. Давай, рассказывай все, как мой полностью взрослый сын. Я все могу понять, не надо от меня ничего скрывать, даже если там скрывается не самая приятная правда.
— Хорошо. Только то, что я скажу тебе покажется невозможным, — я приподнялся, удобнее устроившись на подушках, чтобы уже второй раз за сегодняшний день рассказать маме о случившемся со мной. Второй и, надеюсь, последний. — В общем, я опускаю ненужные подробности. Как я сказал, в Шалашах на меня напали четверо из какой-то местной банды. Предполагаю, они действовали по чьей-то наводке, может деньги отрабатывали. И напали, с целью ограбления, а чтобы убить. Кроме ударов кулаками, я получил два глубоких ножевых ранения — их следы и озадачили доктора, — я чуть отодвинул полу халата, обнажая часть живота и перевел взгляд на маму, видя, как побелели ее губы. — Возникает разумный вопрос: почему я до сих пор жив и свежие раны так быстро затянулись? Я же объяснял, мам: Артемида. Я не врал, что общался с богиней. Она попросила Асклепия исцелить меня — вот результат. Глубокие ножевые ранения затянулись и заживают прямо на глазах. Поэтому я настаивал, что не нужен мне никакой врач. Зачем он, если моим здоровьем занимался сам Асклепий? С этим все ясно, да? Можешь верить, можешь не верить, но других объяснений нет и не будет. Далее… В моем теле и мне самом скоро наступят кое-какие полезные изменения. Для простоты считай это даром богов. Вероятно, проявятся серьезные магические способности, и кое-что еще. Это я говорю для того, чтобы ты не слишком удивлялась и не пугалась, если заметишь какие-то необъяснимые перемены. Ну вот, вкратце все.