— Откуда тогда столько крови? — не унималась она, осторожно касаясь пальчиком моего тела чуть ниже ребер. — И еще шрам у тебя здесь какой-то. Два шрама.
— Это старое. С прошлой жизни, — пошутил я, наконец разобравшись с устройством зажигалки, надавил на бронзовую кнопку. Щелчок и крошечный язычок пламени позволил мне прикурить.
— Все ты обманываешь. Так больно? — она погладила ладошкой, липкой от крови живот. Погладила очень осторожно, нежно.
— Приятно, — отозвался я, прикрыв глаза, выпустив из разбитых губ струйку дыма. Табак в этом мире оказался очень даже неплохим, ароматным, с необычным сладковатым, фруктовым послевкусием. Вообще-то в новой жизни я курить не собирался, но… почему бы и нет. Тем более этот мир магический, и, думаю, моих возможностей, будет более, чем достаточно, чтобы здоровье подлатать. Уж есть опыт и знания из прошлых воплощений.
— Правда, приятно? — ее ладошка стала чуть смелее.
— Да, Айлин. Так же, как и твои поцелуи в губы. Только ты руку испачкаешь, и платье. Кровь плохо отстирывается, — предостерег я, с блаженством затянувшись табачным дымом и тут же закашлявшись. Черт, не привыкло это тело к таким неоднозначным удовольствиям. Ничего, приучим. А тело хорошее, очень на многое способное — это я чувствовал все яснее, срастаясь с ним.
— Саш… — ее рука на миг остановилась. — А Ковалевская… ты ее любишь или она тебе просто нравится?
Ну и вопрос. Я едва ли снова не закашлялся, набрал в рот дыма, и выпустил его шумно, густыми клубами. Вот что ей ответить? Мол, я это уже не я?
— Айлин, дорогая, — я погладил ее руку, лежавшую на моем голом, окровавленном животе. — Все сложно. Я не могу ответить на твой вопрос. Но точно могу сказать, что ты мне очень дорога, и ближе всех, если не считать, конечно, маму.
При мысли, что мама сегодня дома целый день, и мне придется появиться перед ней в таком виде, я почувствовал серьезное беспокойство. Рубашку бы, да и сюртук со брюками надо бы сменить до явления домой. Купить новые? Денег у меня меньше тридцатки, и на нормальную одежду не хватит, разве что на рубашку.
— Что с тобой, Саш? — Синицына тут же почувствовала мое беспокойство.
Я ей кратко объяснил суть проблемы.
— Можем сначала зайти ко мне? Попрошу у папы что-нибудь из одежды для тебя. Заодно помоешься, — предложила она.
— Нет, Айлин. Посвящаться в неприятности твоих родителей тоже не дело, — отверг я, докуривая. — Просто пойдем ко мне. Ты зайдешь первой и скажешь маме, что я попал в небольшую неприятность, и чтобы она не волновалась слишком. В общем, нужно ее подготовить. Потом в ее комнату во всей красе зайду я.
— Ладно, — согласилась она. — Только когда она увидит твое лицо, а потом столько крови на одежде, то сразу поймет, что неприятность на самом деле очень-очень большая.
— Придется соврать. Скажем, что это чужая кровь, — я глуповато усмехнулся опухшими губами. Да, идея сама по себе была глупой. Но не ходить же мне сейчас в таком виде по одежным магазинам. Тем более в нашем районе таковых почти не было, ближайший находился по ту сторону Москвы-реки за Татарским мостом.
С тонким свистом над крышами домов пролетела вимана. Пролетела совсем низко, ярко сверкая за солнце начищенной бронзой. Мы подняли головы, любуясь огромной воздушной машиной — она ушла куда-то в сторону Седьмой Имперской башни.
— Идем, — я решительно встал, почти не замечая режущей боли.
Мы быстро выбрались на Нижегородскую и рядом с бронзовой стелой у храма Гермеса, я увидел… Кого бы вы думали? Сухрова! Сначала лишь одного Сухрова, а потом разглядел, что двое из тех четверых мерзавцев, напавших на меня, вполне по-дружески стоят возле него. Вот и все: недавние домыслы получили неопровержимое подтверждение. Еграм Сухров не заметил меня, он сказал что-то еще тем парням. Долговязый, вероятно бывший старшим в банде этой гопоты, кивнул, и мой одноклассник направился в сторону остановки маршрутомобиля, где уже собирался народ. А я, поглядывая ему вслед, едва не столкнулся нос к носу с долговязым и его дружком в темной кожанке.
— Ты⁈.. — рот долговязого распахнулся во всю ширь, являя редкие зубы и безумное удивление. — Ты что, сука, бессмертный⁈ — хрипло выдохнул он, медальон с мрачным ликом Морены качнулся на его голой груди.
Глава 2
Молись артемиде
Людское удивление — иногда штука очень забавная и приятная. Я с ним сталкивался много раз в самых разных формах: от обмороков, до приступов безумия или ярости. Физиономия парнишки вытянулась, побледнела, губы дрогнули.