Брайн дернул уборщицу на себя. Тонкая кость ее голени едва не сломалась в его сильных пальцах. Второй рукой он успел схватить Синди за юбку, потянул, разрывая ее. Платье треснуло по шву, так что худенькая грудь мисс Стефанс оказалась на свободе.
Синди от ужаса даже забыла о бароне Милтоне, но он наконец вышел из оцепенения. Подбежал к ней, схватил ее, стараясь вырвать и рук господина Терри. Между тем удары в дверь столовой стали сокрушительными. Послышалась гневная ругань Джозефа.
— Ударь его! Ударь! — взмолилась Синди, подумав, что Майкл делает сейчас совсем не то, что требовалось. Вместо того чтобы ей помочь, он скорее помогает Брайну разорвать ее на куски.
— Чем, мисс Стефанс? — спросил барон Милтон. Не дожидаясь ответа, схватил со стола бутылку виски и ударил ей Брайна по голове вскрикнув: — Немедленно отпустите ее, негодяй!
— Табуреткой! — подсказала Синди, видя, что разлетевшаяся о лоб бутылка виски, лишь поцарапала крепкую голову Брайна, который, к счастью, не имел сил встать.
— Но, мисс!.. — попытался возразить барон Милтон. Однако, то ли увидев в глазах Синди холодный, беспощадный блеск, то ли услышав звук ломающейся двери и матерную ругань Джозефа, схватил табурет и опустил его на голову Брайна.
Вместе со звуком удара, послышался хруст черепа или досок табурета.
— Я убил его! — испуганно вскрикнул Майкл.
— Очень на это надеюсь! — Синди вцепилась в его руку и поволокла за собой.
Для нее оставалось загадкой, почему в дом до сих пор не зашел Эндрю. Да, он говорил с кем-то на улице возле своего эрмимобиля, но он же должен был услышать шум и крики в доме.
— Сюда! — мисс Стефанс, не стесняясь разорванного платья, потянула барона к выходу во двор. То, что он был захламлен и там давно перегорела лампочка, это было им на руку. Синди каждый день выносила мусор через эту дверь, которую открывал Брайн или Мишель, но теперь ей предстояло открыть ее самой.
Вот только мисс Стефанс могла не успеть это сделать: в тяжелой связке ключей имелось не менее десятка — попробуй, подбери нужный сразу! А дверь в столовую уже вынесли. Послышался грохот упавшей тумбочки.
Синди поняла, что не успеет найти нужный ключ. Даже если бы боги сами вложили ей этот ключ в руку, Синди бы просто не успела вставить его в замочную скважину.
Глава 2
Вопросы от женщин
Боги, как я не люблю некоторые вопросы от женщин!
Тем более своих, самых любимых женщин! Уж тем более вопросы заданные невовремя! Полагаю, я не один такой, и со мной в этом солидарны почти все мужчины.
Итак, Ольга Борисовна меня прижала. Она долго ходила вокруг да около, и вот спросила почти напрямую.
— Оль, дорогая, ну что за вопрос? Конечно, я хожу к ней не просто так — она же императрица. К ней никто не ходит просто так, чайку попить, — ответил я, бросив взгляд на часы и подумав, что мы подлетаем. Скорая посадка могла бы спасти меня от разговора — разговора ненужного ни мне, ни самой Ковалевской. Ну зачем мой невесте неприятные эмоции?
— Елецкий, не валяй дурака! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. У тебя с ней уже сложились тепленькие отношения? Или очень-очень тепленькие? Знаешь, как выдают тебя глаза, когда речь заходит о Глории? — княгиня с хитроватым и в то же время недобрым прищуром смотрела на меня. Этакий пронзительный, испытывающий взгляд. Мне даже вспомнилось: в одной из детективных историй подозреваемому светили в глаза синим туэрлиновым светильником, пытаясь узнать правду.
— Мне даже интересно было наблюдать за тобой, — продолжила Ольга. — Спрошу о ней и смотрю, как ты пытаешься замять разговор, а глазки твои сразу становятся беспокойными и виноватыми. Ты ведь прекрасно понимаешь, что герцогиня Ричмонд вовсе не миссис Барнс, отношения с которой меня не слишком волнуют. Может даже хорошо, что Элизабет есть с тобой. Глория это совсем другое. Она — злая волшебница из моего детства! Тогда я очень переживала за своего папу и за всю нашу семью, пока за нас не вступился сам император! А теперь оказывается, что эта злая волшебница может завладеть сердцем моего жениха. Или уже завладела? Ты понимаешь, что для меня это значит?
— Очень понимаю. Оль, — я взял ее руку, сразу пуская «Капли Дождя» — насылая на княгиню покой и налаживая ментальный контакт. Ковалевская не сопротивлялась, и это было добрым знаком: она не встала в капризную позу, как иногда это бывало, а была готова к пониманию. — Пожалуйста, взгляни на все сказанное по-другому. Ведь ты сейчас сама сказала, что Глория для тебя злая волшебница из твоего детства. Но ты давно повзрослела и теперь прекрасно понимаешь, те детские сказки — не важно добрые или злые — детские страхи и фантазии — все это давно осталось в прошлом. Настоящая жизнь — она другая, не такая, как раньше казалась. И люди в ней другие. Я тебе рассказывал о другой Глории, у которой тоже есть правда, своя правда. И ты это поняла, просто не желаешь принять. Ты упорно держишься за то понимание, оставшееся с детства, будто она — заклятый враг или вовсе злая волшебница, которая только и думает, как всех погубить. Заметь, цесаревич, у которого отношения с Глорией в прошлом были намного острее чем твои, готов принять примирение с ней и даже очень рад такому повороту. И твой отец счел это полезным для всех нас, для нашей империи. И Денис Филофеевич, и Борис Егорович лучше тебя помнят и знают то время, потому как ты тогда была совсем девчонкой. А значит их выводы более верные. Просто перестань видеть в Глории заклятого врага на все времена! — призвал я, продолжая мягко сживать руку моей возлюбленной.
Ольга успокаивалась, но вряд ли в ее сознании могло поменяться что-то так быстро и основательно, как мне того хотелось. Я видел напряжение и несогласие на ее лице.
— Такой пример, — продолжил я, — Родерик изначально был моим врагом, выполнявшим заказ банды Лешего и готовым меня убить. Теперь друг мне и возлюбленный Талии, в судьбе которой едва ли не сыграл роковую роль. О примере с Сухровым я уже говорил. Ты прекрасно знаешь, насколько недобрые отношения у меня с ним были и знаешь, как поменялся этот человек и его отношение ко мне. Оль, прошу, не надо цепляться за прошлое. Тем более за его темную сторону. Ты хотя бы просто попробуй понять Глорию — поставь себя на ее место. Место юной жены императора, прибывшую из другой страны, которая одинока во дворце и которую многие не любят и даже ненавидят.
— Хватит, Елецкий, меня уговаривать! Я бы никогда не оказалась на ее месте! И никогда бы не поступила так, как поступала она — уже говорила об этом! Я бы не окружила себя такими негодяями, как князь Козельский и подобными ему! — ответила Ольга Борисовна, но по ее взгляду я догадался, что в княгине больше нет прежнего яростного сопротивления по примирению с Глорией хотя бы в мыслях. — Зачем ты пытаешься меня уговорить? Хочешь, чтоб я позволила тебе сделать еще одной твоей женщиной? Говори прямо!
Прямо я предпочел не говорить. Во-первых, я сам пока не понимал, какие сложатся отношения между мной и императрицей. А во-вторых, не хотел делать Ольге больно своей прямотой. Пусть она сначала свыкнется с мыслью, что Глория больше не враг. Пусть Ковалевская поймет, что все то, что она вынесла из детства относительно образа Глории, во многом плод детских фантазий и страхов. Я сказал:
— Оль, как она может стать еще одной моей женщиной? Подумай сама. Она императрица, да еще при живом муже! Мои женщины — это Ленская и Стрельцова. И в самую первую очередь — ты. С вами я провожу время так часто, как только могу. Поэтому не досаждай себе этой мыслью. Не скрою, Глория, несмотря на возраст, меня привлекает. И у меня с ней действительно теплые отношения. Как-то вышло так, что мы с ней сблизились. Явление Геры многое поменяло между нами. И ты, пожалуйста, пойми, что иметь с Глорией личные отношения мне очень полезно. Полезно не для меня: а для нашего общего дела. Ведь именно так мы можем снять и уже сняли напряжение в самом верху имперской власти, — конечно, говоря это, я несколько кривил душой. Ведь всего названного можно было добиться вовсе не переступая порог спальни императрицы.