— Мореной! — подсказала баронесса.
— Ладно, можно и перед Темной. В общем, давай слово дворянина и клятву перед Мореной, что ни лично ты и никто иной по твоему научению не причинит вреда госпоже Евстафьевой ни словом, ни делом, — строго сказал я.
Судя по выражению лица и напряженному голосу виконт серьезно отнесся к клятве. Не берусь утверждать, что теперь я был спокоен за Талию Евклидовну, но совершенно точно можно сказать, что для Лиса его яйца имели огромное значение. И демонстрация моих возможностей стала для него штукой гораздо более серьезной, чем запугивание полицией и прочие расплывчатые увещания. Теперь оставалось перейти к главным для меня вопросам, и я спросил:
— Ну-ка, рыжий мерзавец, поведай нам, кто и зачем из вашей блохастой стаи пытается меня убить?
— Никто не пытается, ваше сиятельство! — Густав приподнял голову и, старясь как можно честнее смотреть на меня, мотнул ей так отчаянно, что мне послышалось как хрустнули его позвонки.
— Так врешь же, сволочь! — рассмеялся я. — Ты хочешь сказать, что уговаривал Талию заманить меня в «Ржавку» лишь для того, чтоб со мной пивка попить?
Вот тут Ковальский снова рот открыл, но сразу произнести ничего не смог. Разумеется, он не дурак: догадался, что его очень замысел с «Ржавым Парижем» я сразу раскусил. Но придумать ранее, заготовить какие-либо объяснения он не счел нужным и сейчас лишь открывал рот точно пойманная рыба. Лишь через секунд десять он родил:
— Хотел поставить тебя на место, что ты вертишь с моей девушкой. Злой был, — ему почудилось, что эта версия вполне сносна и тогда он принялся развивать ее с большим усердием. — Ведь, пойми, граф, Талия мне очень дорога. Талия для меня так много значит! Люблю я ее, а тут узнаю, что вы там семьями дружите, и она к тебе излишне расположена. Злился мучила уже давно. Потом придумал, как тебе начистить физиономию.
— Ах, какая беда! — я покачал головой. — А твой дружок, который Варга, он мне нож в живот сунул по каким причинам? Тоже на почве твоей личной ревности?
— Это я не знаю, — Лис стушевался и принялся жевать губу. — Варгу самого надо спросить. Хочешь, сообщение ему на эйхос скину?
— Послушай, Лисенок, я тебе с самого начала задал очень правильный вопрос. Не помнишь? Я спросил тебя: дебил ты или нет. Ладно, если не хочешь говорить правду, придется применить другие методы, — решил я.
В том, что в беседе с ним придется задействовать шаблон «Инквизитор» было ясно с самого начала. Дело вовсе не в стойкости глупого поляка, а в том, что у меня нет времени и желании разбираться, где он врет, а где осмеливается лить правду.
— Подушку готовить? — баронесса с веселым вдохновением подошла к кровати.
— Не надо! — Густав отчаянно замотал головой, размахивая рыжим чубом.
— Не надо подушку, — согласился я. — Его рот должен быть открытым. Ведь сейчас произойдет чудо: через него польется истина.
Реакция на «Гарад Тар Ом Хаур» у каждого своя: некоторые принимают это воздействие спокойно и почти не чувствуют ничего особо неприятного, другие испытывают сильный дискомфорт и даже боль. При чем эта боль имеет не физическую основу, а скорее душевную. Но поскольку тело наше крепко зависимо от состояния души, то оно так же реагирует, иногда очень непредсказуемо. Вот таких непредсказуемых, излишне бурных реакций сейчас я и опасался. В идеале Лиса следовало бы привязать к кровати, но, увы, нечем. И, на всякий случай встав с табурета, я начал: простер руки над виконтом, сканируя энергетические узлы его тонкого тела, мысленно отметил точки для самого эффективного внедрения шаблона, не открывая глаз, выждал минуту.
— Ну что там? — неугомонная баронесса вертелась где-то за моей спиной.
Ее вмешательство не слишком отвлекло меня. Я промолчал, доводя подготовительные процедуры до конца и активировал «Инквизитора».
— А-а-а! — Лис заскулил негромко, но жалобно.
— Заткнись, сволочь! — сердито произнес я. — Сейчас будешь отвечать на вопросы предельно честно. И постарайся не дергаться, иначе будет очень неприятно.
Он закивал головой, ловя ртом воздух и глядя куда-то мимо меня лихорадочно блестящими глазами, будто за мной ему открылись жуткие потусторонние видения.
— Как твое настоящее имя? — спросил я.
Только на первый взгляд этот вопрос был бессмысленным, на самом деле именно обращение к простому, всем очевидному позволяло запустить данную процедуру правильно.
— Ковальский Густав Борисович! — выпалил Лис, судорожно приподнявшись. — Виконт я! Клянусь! Четыре тысячи триста двадцать пятого года рождения! От Перунова Торжества! Славься Перун! Перун Громовержец! Молния и Гром Истины да покарает всякого!..
— Заткнись, — оборвал я его. — Отвечай только о чем спрашивают, — прежде, чем перейти к основным вопросам, я решил спросить еще о чем-то отвлеченном, чтобы «Инквизитор» успел войти в его тонкое тело основательнее.
— Как ты относишься лично ко мне, граф Елецкому? — я прищурился, изобразив почти добрую улыбку.
— Ненавижу вас! Если бы мог, убил бы не задумываясь! — сверкая глазами, произнес Ковальский.
— Это хорошо, — сказал я, едва слышно, видя по его реакциям, что «Инквизитор» работает правильно. — А как сильно любишь ты баронессу Талию Евстафьеву? — поинтересовался я и в следующий миг пожалел о выборе именно такого вопроса.
— Дрянь она, ваше сиятельство! Не люблю ее! Толстая, глупая, похотливая девка! Только жопа у нее хороша! Но только лишь из-за одной жопы…
— О-о-о! — баронесса замерла на миг, побледнела, затем схватила с подоконника стеклянный кувшин с водой и обрушила его на голову бывшего любовника.
Стекло оказалось тонким — разлетелось на куски. Одновременно с пол-литра воды освежило голову виконта. Он фыркнул, выплевывая влагу и дико глядя на баронессу.
— Не орать! — я угрожающе вытянул в его сторону указательный палец и повернувшись к Талии сказал: — Дорогая, вот это ты зря. Понимаю, сказанное обидно и несправедливо, но держи себя в руках. И вытри ему лицо, вон полотенце, — я кивнул на вешалку на соседнем простенке.
— Итак, виконт, для каких целей вы уговаривали Талию, привести меня в клуб «Ржавый Париж»? — я перешел к главным вопросам.
— М-м-м! — он поморщился, когда госпожа Евстафьева начала не слишком аккуратно обтирать его лицо — на нем проступили мелкие порезы и капельки крови. — Хотел ее дрыгнуть в задницу. Соскучился за ней. Вас надо было убить. Как раз такой хороший случай. М-м-м!.. — он снова застонал.
Следующий вопрос я задать не успел: дверь распахнулась и в палату вошли трое. Сестра милосердия с красным сердечком на чепчике и на халате, за ней двое солидно одетых мужчин. Первый выделялся сединой и аккуратными, крашеными усиками. Второй был шатеном, тоже тронутым сединой, очки на его носу делали взгляд цепким.
— Граф Захаров, канцелярия Надзора Чести и Права Его императорского величества, — представился он, небрежно предъявив золотой служебный жетон.
Вот это было очень некстати. Никак Гера подсуетилась.
— Божественного здравия вас, ваше сиятельство. Граф Елецкий Александр Петрович, — я тоже предъявил жетон, личный. — Мы сейчас уходим — не смеем тратить ваше драгоценное время. Но я вас очень попрошу… Господин Ковальский полон желания сделать несколько важных признаний. Собственно, поэтому я с баронессой Евстафьевой с визитом здесь. Расспросите его, — я кивнул на жалко лежащего на кровати виконта, — о цели его визита в клуб «Ржавый Париж» в ночь с субботы на воскресенье. Полагаю, вы именно по этому вопросу? Расспросите о его связях с бандой «Стальные Волки» и мотивах покушения на меня, графа Елецкого. Сейчас он готов осветить все эти вопросы. Истина так и льется из него.
— Граф, вы нам также нужны и у нас к вам будет много вопросов, — Захаров нахмурился.
— Ваше сиятельство, но не здесь же. В любое удобное вам время жду вас у себя дома, — отвесив учтивый поклон, я направился к двери.
— Сволочь! Чтоб Аид съел твое сердце! — произнесла баронесса, глядя на измученное лицо Лиса и, звонко рассмеявшись, поспешила за мной.