Вот и все, прекратилось всякое несогласие — поплелся Козельский со скованными сзади руками на вторую палубу.
— Садись на диван, — я указал князю на место рядом с Растопиным, который теперь должен был опекать его практически до финала операции «Заземление». — Сань, сними с него пока наручники, — попросил я Растопина. Сам сел в кресло, накрытое волчьей шкурой, и начал общение с князем:
— Так вот, Григорий Юрьевич, хотя времени у меня особо нет, в интересную игру с тобой я все-таки сыграю. Сейчас у тебя есть шанс послужить на благо нашей Родины. Ведь все это время, занимая один из самых важных постов в государстве, ты служил себе, любимому, императрице Глории и британской короне, а вот самому государству — нашей России у тебя как-то до сих пор не получалось.
— Не тебе судить, щенок, — злобно ответил Козельский, поглядывая на меня из-под опущенных бровей.
— Зря ты так. Неужто магистр твой, Мельгаурус, не донес тебе, кто есть я? Должен был донести, а ты должен был внять, если не дурак. Но ладно, предложение мое по-прежнему в силе. Скажу прямо, твой ответ меня мало волнует. Насколько он будет честен, имеет значение лишь для тебя — твоего будущего, — я достал коробочку «Никольских», подумав, что давно не курил. — Скажи мне бессовестный князь, где находятся все документы, по операции, названной тобой как «Гром»? Ну, давай, предельно честно!
Губы Козельского дрогнули и побелели, он отвел взгляд к иллюминатору, потом хрипло произнес:
— Не туда ты полез, Сашенька. Теперь я представляю, кто тебя подослал, но ничего у вас не выйдет. Ничего не получите! И всем вам конец! Это уже прописано! Это, считай на самих Небесах оформлено! А меня сейчас искать начнут! Уже ищут.
— Вот как? Ты все-таки не понял на чьей стороне Сила? В этот раз она на той же стороне, на чьей Правда и Совесть. Еще раз для тупых: времени на уговоры нет, решай прямо сейчас, ответишь правду или нет⁈ — я вытащил сигарету из коробки.
— Нет! — с ожесточенной уверенностью выпалил князь.
— Как знаешь, — не закрывая глаз, я вошел во второе внимание, сканируя энергетические оболочки князя. Хотя он не был магом, его ментальное тело оказалось на удивление развитым. Возможно, в этом причина успеха Козельского в его карьере: он умел влиять на людей, легко находил их слабые места и нажимал на них. Хотя экземпляр он был любопытный, я долго ковыряться не стал — наметил самые удобные точки привязки, зафиксировал их в своем внимании.
Встал с кресла и подошел к нему. Во взгляде Григория Юрьевича, судорожного метнувшемся ко мне, чувствовался страх, хотя на лице это пока не отражалось — умел он держать маску спокойствия. Я коснулся ладонью желтоватого лба Козельского собираясь активировать «Инквизитор». В любом бы случае, я подверг бы его этой неприятной процедуре с полной жесткостью. И несколько минут назад я подталкивал Козельского к честному разговору о его плане «Гром», чтобы дать ему шанс стать хоть на каплю чище перед самим собой. Нет — так нет.
От резкой активации «Инквизитора» Козельский едва ли не заблеял, из его рта вырывался прерывистый звук: не то крик, не то стон. Он оттолкнул мою руку и схватился за голову.
Растопин вопросительно глянул на меня.
— Не беспокойся, нормально все, — сказал я ему, вернулся в свое кресло и прикурил. — Сейчас угомонится.
Когда взгляд князя снова обрел осмысленность, я выдержал паузу еще в полминуты, выпустил сизую струйку дыма и потом спросил:
— Имя, год рождения, кем работаете? — наверное это было несколько похоже на начало полицейского допроса — действия очень знакомого Григорию Юрьевичу в рамках места его службы. На заданные вопросы я, конечно, знал ответы, но начитать процедуру «Инквизитора» лучше с чего-то простого, не вызывающего особых эмоций.
— Князь Козельский Григорий Юрьевич, — процедил он, прерывисто дыша. — Родился в 17 ноября в 4 291 году. От Торжества Перуна. Бога нашего! Бога! — он схватился за голову. — Место рождения — в Восточно-Уральской губернии. В городе Святокузнецке! — простонал он, из его глаз потекли слезы.
— Хорошо, — успокаивающе произнес я. — Напомните, кем работаете, служите?
— Ведомство Имперского Порядка. Я — глава ведомства! Главный корпус на Белоглинной! — выпалил он с неожиданной резкостью.
То, что человек под «Инквизитором» иногда говорил больше, чем от него требовалось, было хорошим знаком. И можно было задавать вопросы для него более эмоционально-сложные.