С этими мыслями я спустился на второй этаж и без труда нашел там бар. Заказал кофе без сахара и без пирожного. Сидел там за столиком у окна до второго звонка, пил кофе, курил. Потом уже, когда бар начал пустеть, направился зрительный зал. Занял свое место между двух немолодых дам. Вообще, большая часть зрителей на этот спектакль были женщины. Те мужчины, которые попадались на глаза, скорее всего лишь сопровождали своих дам. Во все времена в этом и других мирах тема вампиров почему-то больше волновала именно прекрасный пол. Почему? Сложный вопрос.
Наверное, дело в том, что этот вопрос, что так или иначе касается образа этакого могущественного избранника, наделенного необычными качествами, который превосходит других. Женщин влечет к сильным. Если этот «сильный» полон тайн и необычных возможностей, то милых дам влечет к такому существу с двойной силой. Может быть в этом один из секретов успеха Астерия: женщины интуитивно чувствуют те самые качества во мне, поэтому я так легко их добиваюсь.
Вот и сейчас обе дамы справа и слева явно проявляли ко мне женский интерес. Но меня привлекала лишь госпожа Ленская. Я ждал ее появления на сцене. Вскоре свет туэрлиновых кристаллов, украшавших люстру и нижний край балкона, начал меркнуть. Вспыхнули прожекторы, бросая красные и золотистые лучи на сцену, вздрогнул и пополз в сторону занавес.
Вместо ожидаемого начала спектакля я увидел с десяток людей, выстроившихся в ряд перед декорациями мрачного замка. Часть этих людей была одета не в сценические костюмы. В средине выделялся высоким ростом солидный господин во фраке, как я понял позже, режиссер постановки — Кальвинский Аполлон Станиславович. Справа от него находилась немолодая госпожа в золотистом бархатном платье, еще кто-то и… Ленская. Светлана стояла рядом с тем самым типом, с которым я повздорил на парковке. Как его… сценарист Артур Голдберг. Он держал мою возлюбленную за руку, хотя в данный момент в этом не было никакой необходимости. При чем Голдберг делал это так, что казалось в следующий миг он обнимет виконтессу.
Меня это зацепило. Задело не только прежнего Елецкого во мне, но и самого Астерия. Да, я могу отбросить ревность так же легко, как я отбрасываю боль. Но я не для того погружаюсь в жизнь, чтобы стать бесчувственным к переживаниям в ней. Я смотрел на свою актрису, и почти не слышал, звучавшие со сцены речи. Сначала режиссер, потом еще кто-то важный представляли новую постановку. Пели дифирамбы этому Голдбергу, потом друг другу, как это обычно бывает в театральной богеме. Наконец, выговорились, вдоволь нахвалили друг друга и под аплодисменты начали покидать сцену. Осталась лишь Элиза Витте, чью роль играла Ленская, из-за картонного леса под звуки тревожной музыки появилась ее служанка. Начало темнеть, сверкнула молния и грянул гром. Громко, пугающе, так что дама рядом со мной содрогнулась.
Элиза рассуждая о жизни и смерти, ходила у стен замка, пока на дороге ведущей через лес, не появилась ее первая жертва: молодой барон — его она должна была обольстить и заманить в замок.
Что сказать, по-своему интересная пьеса, был в ней сюжет, много чувств, необычных переживаний. Игрой Леской я наслаждался. Да и могло ли быть иначе? Ведь если были с ее стороны какие-то актерские недочеты, я их не замечал, а ее достоинства меня трогали, восхищали. Я с вожделением думал о том, что произойдет между нами после спектакля. Мне казалось, что почти все три акта Элиза Витте смотрит на меня. Даже в те моменты, когда она пила кровь своих несчастных жертв, ее глаза будто находили меня в зале и жаждали крови моей, но в самом приятном смысле, том который известен только нам двоим.
Когда спектакль закончился и стихли долгие аплодисменты, я дождался, пока освободится проход и поспешил наверх. Вряд ли моя графиня Витте могла появиться там так быстро, но увидеть ее не терпелось. Мне пришлось подождать, сначала разгуливая по коридору, потом став у окна и глядя на вечернюю площадь Лицедеев. Наконец послышались шаги — шаги Ленской. За время наших отношений, не столь долгое, я научился безошибочно узнавать их. Откинул штору, я поднял тяжелый и влажный букет роз.
— Саша! — Ленская вся сияла, то ли от вида огромного букета в моих руках, то ли от блестящего завершения сегодняшней премьеры.
— Да, моя дорогая. Тебе! — я протянул ей цветы. — Ты великолепна! Я не знаток актерской игры, но от души твоя Элиза впечатлила.
— Саш… — она вдруг заплакала, не спеша принять у меня букет.
— Что-то случилось? — я насторожился, снова почувствовав необъяснимую тревогу.
— Нет. Ничего. Это от чувств. Их очень много. Я тону. Ты меня растрогал. Прости, — она прижалась ко мне, хотя розы кололи ее и меня. — Все хорошо. Давай цветы, — Светлана взяла их. Взяла слишком смело, уколов пальцы. — Спасибо, — произнесла она, держа букет левой рукой и глядя на пальцы правой — на них проступили красные бусинки крови.