— Все просто. Тебе же последнее время до меня дела нет. Занят слишком своей миссис Барнс. Вот я во дворце вчера была. Пила кофе с цесаревичем. Очень мило беседовали о прошлом, немного о будущем. Что случилось, Елецкий? Тебя что ли задело? — она остановилась на лестнице, явно посмеиваясь надо мной. — Не бойся, я же — девушка верная. Лишнего не позволю даже с будущим императором. Но если ты меня ревнуешь, то мне приятно. Ради этого, могу заглядывать чаще к Денису
— Ревную, Оль, — признал я, и это было правдой — у того прежнего Елецкого во мне, явно на сердце что-то защемило, но я отодвинул эти ощущения и спросил: — Что дальше? При чем здесь Денис и какое отношение он имеет к билетам на шестое июня?
— А такое. Папа же навстречу не пошел, говорит, мол, три дня вам на отдых хватит. Хотя получалось у нас даже не три два, а всего два. Сказал, что уже договорено с Трубецким, и ему неудобно отменять прежние договоренности. Вот я и пожаловалась Денису, а он даже возмутился, что раньше ему об этом не сказали, — Ольга продолжила неторопливо спускаться по лестнице. — Спросил, сколько дней нам надо? Я попросила пять. Денис сказал, передаст Трубецкому, что мы появимся на базе седьмого июня. Поэтому билеты на шестое. Ты рад?
— Да! Спасибо! Ты лучше всех! — я схватил ее, и последние ступеньки одолел с княгиней на руках. — У тебя какие планы на сегодня?
— До вечера никаких. Кроме обеда, который с тебя и в самом лучшем ресторане, — сказала она, когда я ее отпустил.
— Поехали со мной, навестим князя Мышкина, — предложил я. Ольга, разумеется, знала кем на самом деле является Мышкин.
— А потом? Потом, ты предложишь вместе навестить миссис Барнс, а потом Талию? — Ковалевская остановилась у двери, пропуская преподавателей по химии и биологии.
— Оль, зачем все переворачиваешь? Мышкин очень серьезно ранен. При чем с пока неясным итогом. После него на обед куда пожелаешь. А потом… — я обнял ее и прошептал, касаясь губами мочки ее уха: — Я тебя трахну прямо в «Гепарде» или поедем в гостиницу.
— Смотри не надорвись, Елецкий! — она рассмеялась. — У тебя сегодня вечер с твоей актрисой. Или ты уже забыл?
— Все помню, Оль. Ленской я обещал и обязательно пойду. Тем более ты сама меня к этому подтолкнула. Как я понял у тебя с ней какая-то странная договоренность, — я взял Ольгу под руку, и мы пошли через школьный двор.
— Не буду тебя мучить, Саш, так что со мной сегодня только обед. Хорошо, поехали к Мышкину. Подожди немного, — она повернулась у школьных ворот ко двору, школе, перевела взгляд на школьную площадку. — Знаешь, мне немногое грустно. Радость, конечно, тоже есть. Такие смешанные, сильные и сложные чувства. Ведь для нас всего этого… — Ковалевская обвела рукой весь школьный двор, — больше не будет. А мы сейчас куда-то торопимся, строим планы на день, на неделю, на годы вперед. Спешим куда-то и не слишком понимаем, что расстаемся с этим навсегда. Да, мы еще появимся здесь, чтобы получить дипломы. Может будем заглядывать сюда иногда, проходя мимо. Но настоящая финальная точка сегодня. И в классе все радостные, полные вдохновения, но ведь на самом же деле это грустно!
— Да, это грустно, — признал я, обняв ее сзади. Отстранившись от восприятия как Астерий, я дал больше места тому, прежнему Елецкому, частицы души которого были со мной. Через него я мог всецело пережить этот торжественный и на самом деле грустный момент.
— На твоем эрмике поедем? — после долгого молчания спросила Ковалевская.
Я кивнул, положив голову ей на плечо, зарываясь лицом в роскошные, золотистые волосы своей невесты.
— Тогда отправлю сообщение своим, чтобы забрали «Олимп». Наконец ты меня начал возить. А знаешь, это приятно, — она достала из сумочки эйхос.
Мы с трудом нашли место для парковки возле Красных Палат. Я кое-как влез между клумбой очень неудачно поставленным «Енисеем». По пути к целительному корпусу вместе с Ольгой прослушали сообщение от Бориса Егоровича. Он возмущался, что Ольга, как он выразился, «обставила» его, обратившись к Денису Филофеевичу. Но возмущался по-доброму, по тону князя я понял, что он скорее доволен тем, как его дочь разобралась с этой небольшой проблемой.
Предъявив дворянские жетоны охранникам, мы поднялись на седьмой этаж и там нас ждала довольно странная неожиданность. Некий заведующий верхними палатами виконт Пирогов — так значилось на серебряном значке на его груди — отказался нас пропускать. Когда Ольга сунула ему под нос свой княжеский жетон, он сказал:
— А кто вы ему будете, ваше сиятельство? С Геннадием Дорофеевичем очень сложно. Я решил ограничить доступ посетителей к нему, — при чем сказал он это как-то непочтительно, даже с явно выраженным пренебрежением.