— Как это может быть⁈ А груз охлажденной осетрины, — севшим голосом произнесла Элизабет.
— Ах, да, именно про него что-то там и говорили. Я связывался с Куницыным. Эта осетрина почему-то оказалась такой срочной, что ее отправили на двор Дорофеевых. Кто-то отдельно оплатил этот рейс. Странно, как-то. Впервые сталкиваюсь с такой глупостью, — Иосиф Семенович подошел к письменному столу и, хмуро поглядывая на гостью, произнес: — Есть кое-что еще вам сообщить…
— Во сколько вимана с двора Дорофеевых⁈ — Элизабет вскочила с дивана.
— Думаю, вы никак не успеете, — он глянул на часы. — Она уже вылетела!
— Черт! — Элиз побледнела и едва сдержалась, чтобы не закричать.
— Что вы так разволновались, миссис Барнс? — Иосиф Семенович теперь не сомневался, что под легкой серой курткой его гостьи проступает рукоять пистолета или остробоя. — Вы же Элизабет Барнс, верно?
На огромных волнах катер бросало точно щепку. Ветер бил в лицо вместе с хлесткими брызгами океана. Самое скверное в том, что я не мог сказать Ольге ничего утешительного. Я никак не мог противостоять ему — Властелину Вод, находившемуся в своей стихии. Сейчас он лишь играл с нами, стараясь вселить в наши сердца побольше ужаса. Ведь Посейдону ничего не стоило перевернуть катер или увлечь его на дно Атлантики.
Я ничем не мог ответить ему: мой магический ресурс иссяк. Ударить его кинетикой или «Гневом Небес», в то время как он, еще не в земном теле, не имело смысла. Да, я сделаю богу больно, но только и всего. Использовать «Веил Литуам Лакши» — этим я могу лишь немного и ненадолго охладить его пыл, заморозить воду вокруг, что будет во вред нам самим. Лед может пробить днище катера, и мы скорее пойдем на дно. В общем, случилось то, чего я больше всего боялся. И случилось это, когда мы одолели почти половину расстояния от Ор-Ксиппила до архипелага мелких островков. Хоть в одну сторону, хоть другую до берега очень далеко. Наверное, Посейдон с самого начала знал о моем выходе в море и поджидал, когда катер уйдет подальше в океан.
— Оль, уйди скорее в каюту! Если есть спасательный жилет — надень! — крикнул я, стараясь быть громче ревущего ветра.
Я понимал, что сказанное для Ковалевской, никак не поможет ей. Но хотя бы чем-то отвлечь мою невесту было необходимо. Пусть чем-то займется, поищет спасательный жилет в каюте. Пусть у нее останется капля надежды. Хотя бы в последние минуты пусть укроется от разбушевавшейся стихии.
— О, если бы я мог убить тебя так, чтобы ты никогда больше не появился ни в одном из миров! Но ты родишься снова, Астерий! Ты — неуязвимый негодяй, вот что меня печалит! Но я постараюсь доставить тебе перед смертью больше боли. Такой боли, которую ты принес в мое сердце, убив моего сына! — ревел вместе с ветром разгневанный бог.
— Ты прекрасно знаешь, я его не убивал! Полифем сам упал со скалы, в погоне за нами и жажде убить нас! — воскликнул я, стараясь потянуть время, и придумать хотя бы что-то, способное спасти Ольгу.
— О, нет!.. Ты все это устроил! Именно, ты, коварный Астерий! Ты нашептал Одиссею как ослепить мое дитя! Убил его, не кто-то другой, а именно ты! — прорычал он, наклонившись к нашему катеру.
Ветер начал стихать и улеглись волны. Мы были у ног великого бога, возвышавшегося точно скала.
— Если бы я этого не сделал, твой сын съел бы нас как овечек. Мы с Одиссеем лишь защищали свою жизнь, — ответил я. На ум пришло, что у меня хватит сил: заключить себя и Ольгу в «Сферу Дьянко», но это лишь отсрочило бы нашу гибель. О, если бы у меня было хотя бы половина моего магического ресурса, разговор с Посейдоном был бы совсем иным. Я бы использовал «Туам латс флум» — остановил бы время и успел сделать с Посейдоном то, что недавно сделал с Яотлом! Да, это было бы намного сложнее, но я бы смог. Однако сейчас я был воином, лишенным оружия и брони.
— Я убью первой ту, кого ты любишь! Только боль для твоего сердца достойное наказание для тебя! А тебе я не дам умереть быстро! — проревел он и повернул голову на свечение невысоко над волнами. Оно было столь ярким, что соперничало с закатом.
— Ты представляешь, какова будет моя месть потом, когда я окажусь без тела⁈ — воскликнул я, едва мое сердце забилось вновь после его слов. — Я не оставлю в живых ни одного существа близкого тебе! Я сделаю с тобой…