Андрей Степанович подошёл к трупу, присел на корточки и, обеими руками взявшись за левое плечо, осторожно перевернул тело на спину:
— Видите? Какие безмятежность и спокойствие на его лице! Будто бы это не делец, да к тому же отягощённый всевозможными маниакально-эротическими комплексами, а прямо-таки — святой! Что, согласитесь, возможно только в одном случае: если в момент смерти мысли Бутова были легки и приятны. Если его последние секунды на этой земле никто не омрачил ни ссорой, ни бранью, ни даже тенью тревоги. Не знаю, Геннадий Ильич, как вам, но для меня вывод о спонтанном убийстве Бутова напрашивается сам собой.
Брызгалов, всматриваясь в умиротворённое лицо усопшего, усомнился в своём скептицизме: а ведь эксперт, пожалуй, прав? Чтобы умереть так спокойно — нужно полностью доверять своему спутнику…
В город майор вернулся около двух часов. Пройдя в свой кабинет, сел за стол, из левого ящика достал белую картонную папку и крупными буквами написал в три строчки: Дело об убийстве председателя производственно-коммерческой фирмы "Лотос" Бутова Игоря Олеговича. Порывшись в тумбочке, нашёл стопку финской бумаги, отделил от неё листов где-то с двадцать — и положил в папку. В эпоху тотальной компьютеризации подобные приготовления многим, возможно, покажутся до нелепости архаичными, но Геннадий Ильич хоть и пользовался постоянно информацией получаемой с дисплея, однако в таком — почти призрачном! — обличии не любил её. Когда на бумаге — майору представлялось не то чтобы надёжнее, но как-то солиднее: провереннее, что ли, временем. Закончив с приготовлениями, помогающими настроиться на рабочий лад, Геннадий Ильич вызвал секретаршу:
— Зиночка, маленький психологический эксперимент. Только по честному. Если не сможешь — тогда не отвечай.
— Опять, Геннадий Ильич, вы со своими фокусами. Ладно уж — давайте. За три-то года я, кажется, ко всему привыкла. Только, если пошлю вас к чёрту, тоже не обижайтесь.
— Ну, вот и договорились. И ладненько — без обид. Зиночка, представь себе: у тебя пистолет — не "ПМ", конечно, а эдакая лёгкая, изящная игрушечка с перламутровой ручкой. Иностранного производства. Вполне приличной убойной силы. И ты, допустим, в ссоре с мужем…
… сто раз, Геннадий Ильич! — Перебила Озяйкина. — Изверга этого, пьяницу, гада, бабника! Сто раз застрелила бы!
Получив на свой импровизированный тест столь быстрый и категорически определённый ответ, майор вспомнил, что полгода назад Зиночка с мужем — по слухам, бабником тем ещё! — разошлась окончательно и в одиночку растит теперь маленького сынишку. Эксперимент явно проваливался, и, спасая его, Брызгалов попробовал переменить тактику:
— Зиночка, извини ради Бога. Совсем, старый дурак, забыл… От мужа ты бедненькая натерпелась… Тогда — не с ним… С тем — которого ты действительно любишь… И вы поссорились… Ведь бывает?.. Даже с очень любимым…
— А что с тем, что с другим! Все одним миром мазаны! Все мужики — кобели и пьяницы! Водка да бабы — одно на уме у всех!
— Так-таки, Зиночка, и одно? А увлечения, хобби разные? Ну, марки или монеты — понятно, редкость… но, скажем, футбол, хоккей или автомобиль — у многих… или — что-нибудь экзотическое… как, например, у потерпевшего — у Игоря Олеговича?
— У этого рабовладельца?! Вот уж кому — поделом! Да будь у меня такой — без всякого пистолета убила бы! Сразу! Как только о мерзостях о его узнала — тут же убила бы!
— Зиночка, Зиночка, мне сегодня с утра полковник минут, наверное, десять втолковывал, что в пристрастиях Бутова — криминала ноль. Что если добровольно и с совершеннолетними — он в своём праве. А ты — "убила бы"! С таким-то подходом, Зиночка, и законченной мужененавистницей недолго стать. Годика через два, глядишь, и на меня будешь смотреть как на "врага народа"!