«Сон… был слишком реален. Но все-таки это сон… Все признаки налицо — я почти не помнил прошлого, часть воспоминаний навязана, ситуация нарочито нереальна… А может не сон? Компания почему-то не захотела уточнять детали… а сейчас уже поздно… Да и это было… Довольно захватывающе… Но вот пробуждение… Откуда такая слабость? И почему я так сильно хочу спать? Спать… надо быстрее добраться до дома… Пока я не свалился посреди тротуара… А думать… Думать будем завтра…»
Телевизор мирно шуршал, озаряя темную комнату зрелищем бесконечного снегопада. Отис тупо щелкал кнопками на пульте, неподвижно уставившись в центр экрана. То, что видели его глаза, было неинтересно хозяину квартиры, ну ни капельки. Он думал.
«Да, это был сон, пусть и спровоцированный Компанией, уж не знаю, как они делают подобные вещи, но сам сон все-таки мой. Они вытащили детскую мечту, о которой я давно забыл, и извратили её до невозможности. Но зачем? И как? Ведь я заключил Контракт и они не могут его нарушить. Никогда не нарушали и постараются избегать подобного впредь, ведь даже один случай разрушит безупречную репутацию… Итак, они не стали бы намеренно искажать мой сон, да и вряд ли смогли бы сделать такое. Но тогда почему? Неужели я увидел то, что хотел? Ведь то, что я видел, сейчас перестало быть моей мечтой, да и радовался я во сне лишь потому, что на время стал ребенком в обличье взрослого. Во сне почти не помнишь прошлого, вот я и забыл, что давно вырос, давно оставил наивные фантазии… Ладно, с этим более-менее ясно, но откуда взялось увиденое дальше? Какой-то нелепый ночной кошмар… даром что дело было днем. Что он значит? Ведь должен же этот сон иметь какой-нибудь смысл!»
Отис в раздражении откинулся на спинку кресла, небрежно бросив пульт на столик. Часы показывали 6:00. Еще каких-то 40–50 минут и пора выходить, а он так и не решил, пойдет туда второй раз или нет.
«В принципе, ничего особо страшного не было. Всего лишь странный сон… А ведь это даже интересно! Удивительно, но мне хочется посмотреть — что же там дальше? Какие еще фантазии выползут из глубин подсознания? Хорошо. Пойду и сегодня, возможность отказаться пока еще есть…»
Отис накинул на плечи плащ и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь.
Ходи и проиграй
— Не разговаривать! — громогласно произнес невысокий сутулый человек в светлом свитере. Представитель организаторов соревнования, чьей обязанностью было следить за тем, чтобы мероприятие прошло гладко, окинул внимательным взглядом большое помещение, все уставленное столами для игры в шахматы. Большинство из них были заняты парами участников, вдоль проходов вышагивали тренеры команд, тщательно скрывавшие свою нервозность под маской спокойствия и равнодушия и пытавшиеся всеми правдами и неправдами хоть что-нибудь подсказать своим подопечным.
— Думай. Думай! — яростно шепнул один из тренеров своему игроку и отошел в сторону, демонстрируя воплощенную невинность. Игрок же, а им был никто иной как Отис Кайве, не обратил на слова никакого внимания. Ибо был слишком потрясен происходящим. То же место, тот же турнир, тот же соперник, та же партия. Причем не просто партия…
…В период своего активного увлечения шахматами Отис сыграл множество партий, важных и не очень, красивых и тех, за которые потом было стыдно, всякое было. Конечно, были и поражения, ведь он отнюдь не был непобедимым, даже до вундеркинда ему было ой как далеко, Да талантлив, да умен, но слишком поздно начал, слишком легко ко всему относился… Хотя это и не так плохо, спокойно относится к своему увлечению, разочарования неизбежны в любом случае, а так они переживаются гораздо менее болезненно, чем тогда, когда живешь чем-то и вкладываешь в дело всю душу. Отис не вкладывал, потому и не рассчитывал на многое.
Но это был особый случай.
Яркий свет ламп дневного света падал на доску, шеренги фигур выстроились друг против друга, готовые к яростной схватке. Игра еще не началась, но вот-вот соперник должен был сделать первый шаг. Шаг, который приведет к победе. Партия, как заноза, сидела в памяти, и потому Отис прекрасно знал, какой будет первый ход. Он не ошибся.
Оппонент, одетый в новенький костюмчик, с галстуком-бабочкой, который был тут совершенно не к месту, весь надувшийся от осознания собственной важности, наконец очнулся и небрежным движением руки переместил одну из пешек. Тогда Отиса невероятно раздражала манеры этого человека, причем раздражение усиливалось из-за того факта, что маленький пижон был куда более талантлив, а безукоризненная вежливость и легкий налет инфантильности вызывали глухую ярость. Так было тогда, но не сейчас.