— С чем я вас и поздравляю, — искренне сказал Фредерик, — но… какое место во всем этом принадлежит службе?
— А!.. Я поступил на новую службу в год ухода на пенсию. У меня уже были контакты с агентами в Джибути. Вы же знаете, что это важный транспортный узел.
Двумя или тремя годами позже по случаю моей поездки в Париж меня принял патрон. «Господин Дюпон»… одним словом. Он был со мной очень открыт. Он сказал, что я весьма полезен, что он рассчитывает на меня. Ну вы же его знаете… Уж с людьми-то он ладить умеет.
Когда я собрался покинуть Джибути, он принял участие в моем решении обосноваться в Аддис-Абебе. Ему был нужен надежный резидент, и мне не стыдно признаться, что он помог получить кредит, легший в основание моего предприятия.
В техническом отношении…
— Не стоит, — улыбнулся Фредерик, — я в курсе. Надеюсь, вы знаете, что уже более шести месяцев, как я назначен заместителем директора. У меня было время ознакомиться с личными делами наших агентов. Я знаю, что вы создали эффективную сеть наблюдения за различными африканскими лидерами, приезжающими в Аддис-Абебу по случаю международных встреч, но не принимающими в них непосредственного участия. Вы, кажется, говорили, что в посольстве осведомлены о моих трудностях?
— Именно. И как я уже объяснял, несмотря на то что я обосновался здесь уже десять лет назад, владею крупным делом, являюсь членом Торговой палаты, для французского дипломатического корпуса по-прежнему остаюсь ничтожным унтер-офицером.
О!.. Не беспокойтесь. Я вовсе не желчен. Я выше предрассудков и вполне в состоянии обойтись без визитов к послу и общения с его ближайшим окружением. Связь со мной осуществляет рядовой атташе. К счастью, милый молодой человек, а не какой-нибудь двухгрошовый сноб. Кстати, ему симпатизирует моя жена. Так ведь, Одетта?
Именно через него мы узнали о буре, вызванной хартумским инцидентом. Само собой разумеется, я его расспросил. Не скрою, мы следили за развитием событий по радио с некоторым изумлением. Ни я, ни Одетта никак не могли понять, какова роль Франции в этом несчастном государственном перевороте. Публичные заявления генерал-президента вызвали особое беспокойство, ведь мы с Суданом соседи.
И уж конечно же… я расспросил нашего атташе, сказавшего мне, что посол пребывает в страшном замешательстве. Он же рассказал мне о миссии заместителя директора по Африке и… о вашей тоже.
Сегодня утром он оповестил меня о последних событиях, о побеге при пособничестве французского агента этого Загари, обвиненного в том, что он является душой заговора. Новости подтверждали достоверность версии, предложенной генерал-президентом.
Итак, скажите же наконец, господин полковник. Неужели, мы взаправду запачкались в этом деле?
Фредерик Лемуан был просто ошеломлен. Насколько умело проведена операция, раз уж агент его собственной службы, личное дело которого свидетельствовало о безоговорочной преданности Франции, задает подобный вопрос.
Мадам Кассегрен скромно извинилась и оставила мужчин с глазу на глаз. Фредерик глубоко задумался, набивая трубку, опершись локтями о колени. С первого взгляда он проникся доверием к агенту в Аддис-Абебе. Подробный пересказ событий был одним из способов привести в порядок свои мысли. Он быстро изложил самую суть, делая упор на политических последствиях компрометации Франции в неудавшемся хартумском заговоре. Дело может произвести эффект разорвавшейся бомбы на ближайшей встрече на высшем уровне в Каире. Можно ожидать резкой реакции не только со стороны тех арабских государств, сердечные отношения с которыми явились плодом длительной и кропотливой работы, но более того, возможно, таких стран, как Алжир, постоянно находящихся на острие борьбы с неоимпериализмом.
Парижскому же правительству затруднительно выступить с чем-то более основательным, чем заверения в доброй воле послам, которые обязательно потребуют «разъяснений». А доказательства предъявить попросту невозможно.