И эту улыбку словно по мановению волшебной палочки стерло с моего лица, когда где-то опасно недалеко раздался переливчатый волчий вой. И настолько продолжительный, что мне пришло в голову, что опальный оборотень просто рисуется. Должен же он знать, что немаловажным фактором в стратегии является внезапность. Либо он этого не знал, либо был уверен в своей силе, но так или иначе он предупредил нас о своем появлении. Серегин прислушался к выводимым руладам, повернулся к нам, порядком озадаченный угрозой, и ухмыльнулся. Очевидно, он имел кое-какие козыри в рукаве.
Дверь служебного хода, до которой мы добрались в целости и сохранности, оказалась, к нашей радости, открытой, и внутри нас встретила уже знакомая нам бабуля-хранительница. На этот раз она не выглядела милой старушкой, все свое время отдающей вязанию, присмотру за внуками или там изготовлению варенья. От былой добродушности не осталось и следа, сейчас ее выглядевшая по-молодому подтянутой фигура, облаченная в какое-то подобие комбинезона, излучала угрозу. Уже знакомые нам спицы в этот раз не занимались рукоделием. Хранительница музея крутила их между пальцами, словно заправский ниндзя, а ее движения были настолько легки, что не осталось никаких сомнений: на изучение боевых искусств она потратила немало времени.
– Здравствуйте, Динара Равильевна. Принимайте гостей, – почтительно обратился к ней наш защитник.
– Да разве же они в гости зашли? – Старушка вздохнула, метнув одну из спиц в дверь, только что закрывшуюся за нами.
Мы непроизвольно втянули головы в плечи, когда серебряная молния пронеслась мимо нас, и, обернувшись увидели, как острие прикололо к древесине зазевавшуюся ночную бабочку. Затем хозяйка словно дернула за какую-то нить, и спица снова оказалась у нее в руках, а несчастное насекомое осенним листком упало нам под ноги. Динара Равильевна проследила за его последним полетом и покачала головой, будто задумалась, были ли у нее веские причины, чтобы ни с того ни с сего оборвать жизнь мотылька. В полном молчании она некоторое время смотрела на трупик, потом подняла глаза на нас (я надеялся, что она не выискивала повод уготовить нам судьбу бедняжки), тряхнула головой в косынке и как ни в чем не бывало продолжила разговор:
– Если бы в гости, я бы тогда чайку поставила, печенья напекла, вареньице у меня припасено. А сейчас что? Схоронятся, и поминай как звали. Но ничего, поймаем окаянного, и тогда милости прошу, – разболталась хранительница музея.
Очевидно, она испытывала одинаковую тягу как к восточным единоборствам, так и к радушному гостеприимству, и из ее облика даже исчезли резкие черты, отчего она снова стала похожей на обычную безобидную старушку.
Майор прервал ее монолог:
– Динара Равильевна, давайте все-таки отправим их домой. Время не ждет.
Старушка выпрямилась и метнула в милиционера строгий взгляд:
– Это ты со мной о времени говоришь? Помолчи уж о том, в чем не разбираешься. Твое дело ребят от оборотня защищать.
Майор стушевался под таким напором, отчего вдруг стал похож на ребенка, получившего от родителей строгий нагоняй. А бабушка Динара снова завертела спицы в руках, приказала Серегину остаться у двери, повернулась к нам и, расплывшись в морщинистой улыбке, подмигнула. Ине успели мы улыбнуться в ответ, как на входную дверь обрушился такой удар, что даже стены покачнулись.
– Пошли-ка, ребятки, за мной, – сразу посерьезнела старушка и быстро зашагала по длинному коридору, ведущему в глубь здания.
Серегин достал свое оружие и, судя по выражению его лица, приготовился стоять насмерть. Но когда мы последовали за нашей провожатой, шум позади прекратился. Я оглянулся, чтобы проверить, не удалось ли оборотню справиться с преградой, но напряженная фигура майора говорила, что Грегор еще снаружи. Не успел я порадоваться тому обстоятельству, что мы в безопасности, как бабушка, семенящая впереди, закачала головой и припустила еще быстрее.
Мы побежали за ней, гадая, что заставило весьма немолодую женщину двигаться с такой скоростью. Мы неслись какими-то узкими коридорами, несколько раз сворачивали, но, как ни странно, ни разу не попали в залы с выставленными волшебными и не очень экспонатами. Внезапно где-то совсем рядом с нами раздался звон битого стекла и затем уже набивший оскомину звериный рык – Грегор все-таки проник в здание. Мы помчались с такой скоростью, что едва вписывались в повороты.
Наконец мы добрались до финиша, который оказался неприметной дверью в торце неизвестно какого по счету коридора. Хранительница музея, у которой даже дыхание не сбилось, повернула к нам раскрасневшееся от бега лицо с горящими глазами, и я увидел перед собой величественную женщину, черты которой проступали сквозь казавшуюся теперь искусственной морщинистую кожу. А Динара Равильевна посмотрела мимо нас в сторону предполагаемого появления оборотня, крутанула спицы, которые она так и не выпускала из рук, а затем вдруг рассмеялась удивительно звонким смехом, чьи интонации не сулили Грегору ничего хорошего. Мы вздрогнули.
А она, будто рисующийся ковбой, одним резким движением всунула спицы за пояс, поводила руками над замочной скважиной и полезла в карман за ключом. Обшарив его глубины, она залезла во второй накладной карман, провела там подобную операцию, замерла и затем подняла на нас испуганные глаза.
– Ключ потеряла! – охнула она, закрутилась на месте, словно это могло помочь ей в поисках, захлопала себя по карманам, засунула в них сразу обе руки и зашарила в поисках пропажи.
Через несколько секунд мы с удивлением наблюдали, как из дырки в правом кармане ее комбинезона высунулся указательный палец. Хранительница музея, которую я уже не мог называть бабушкой, прекратив возню, с таким осуждением на него посмотрела, словно именно он был виноват, что она обронила ключ во время бега. Динара Равильевна подняла на нас глаза, в которых читалось, что она уже давно провалилась бы со стыда, если бы мы не нуждались в ее присутствии ввиду исходящей от оборотня опасности. Откуда-то послышался рык Грегора, и хранительница музея вдруг в ярости замолотила кулаками по запертой двери.
Варя покосилась на несдержанную в эмоциях волшебницу, осторожно взяла меня за руку и бесхитростно понтересовалась:
– Саш, а что это она?
Я посмотрел на Галину, которая в отличие от девочек ясно понимала всю грозящую нам опасность при встрече с оборотнем и периодически вертела головой, переводя взгляд с двери на поворот коридора, из-за которого в любую секунду могли показаться более сотни килограммов чистейшей ярости. Но Варя, не получив ответ на свой вопрос, не отставала:
– Она что – дверь не может открыть?
– Ты же слышала, она потеряла ключ. – В этот момент мне отчаянно захотелось непедагогически отвесить ей подзатыльник, чтобы не лезла со своими глупыми вопросами, когда у взрослых серьезные проблемы.
Но Варе моего ответа оказалось вполне достаточно. Она подошла к продолжающей дубасить в дверь волшебнице и потянула ее за комбинезон. Но та с таким остервенением колотила несчастную дверь, что у меня, не будь я уверен в истинном смысле ее действий, могло бы возникнуть ощущение, что за дверью притаился ее неверный муж, некстати решивший в этот опасный миг позабавиться с любовницей. Варя дернула неистовую хранительницу посильнее, на что Динара, не поворачиваясь, отмахнулась:
– Что тебе?
– Тетенька, что вы стучите?
Я уже был готов услышать: «Уйди отсюда, мальчик, не мешай!» – но «тетенька» вдруг перестала барабанить, выхватила спицы, отчего мы отшатнулись, и, пройдя мимо нас, встала в боевую стойку. Варя посмотрела на нашу защитницу, пожала плечами, подошла к двери, посмотрела на замок, скорчила какую-то мину, прикоснулась пальцем к скважине, после чего замок тихонько щелкнул, и потянула за ручку. Но и после этих ухищрений дверь не открывалась. От печального факта, что открывать двери ванных комнат не в пример легче, у меня рухнуло сердце. Но не успело оно опуститься ниже коленок, как Даша, отодвинув плечом сестру, открыла дверь просто толкнув ее, и прошла на правах первооткрывателя внутрь. За ней, фыркнув, направилась Варя, следом, получив мое одобрение, прошла Галя. Я же, подразумевая, что близняшки и Галочка вряд ли заблудятся за такое короткое время, подошел к хранительнице музея и тронул ее за плечо. Та дернула им, сгоняя мою руку, словно назойливое насекомое, и осталась неподвижно стоять.