Бирд разбил на пять категорий основные экономические интересы «отцов-основателей», показав, что Вашингтон, «вероятно, самый богатый человек в США в то время», был прямо заинтересован в четырех из них. Походя коснувшись конфликта низов и верхов в революции (в этом слабость Бирда, намеренная или нет), он подчеркнул, что Вашингтон возглавил «консервативную реакцию», из рук которой страна и получила конституцию. Сама конституция, по определению Бирда, «была экономическим документом, составленным с величайшим искусством людьми, чьи собственнические интересы были непосредственно поставлены на карту». Члены конституционного конвента, где председательствовал Вашингтон, заключил Бирд, отнюдь не были «не заинтересованными» материально лицами, напротив, «мы вынуждены прийти к глубоко знаменательному выводу о том, что, основываясь на личном опыте ведения экономических дел, они точно знали, каких целей достигнет учреждаемое ими новое правительство».
Вторжение Бирда в деликатную для капиталистического общества область не было подкреплено новыми усилиями, его интереснейший труд остался в блистательном одиночестве в американской историографии. Да и сам автор предпочел не углублять своих исследований в этом направлении, переключившись на другие сюжеты. Бирдовский анализ, в общих чертах выяснивший громадную роль Вашингтона в становлении американского капитализма, имел неожиданные последствия. Ведущие американские историки, в первую очередь занимающиеся исследованием тенденций развития политической мысли, стали рьяно доказывать, что идейно Вашингтон не играл никакой роли в Американской революции.
Указывая на неоспоримый факт, что великий квартет — Т. Джефферсон, А. Гамильтон, Д. Адамс и Д. Мэдисон — коллективно отковал идейное оружие революции и определил направление развития молодой республики, американские исследователи отвели Вашингтону роль бесцветного статиста, поочередно подпадавшего под идейное влияние этих людей, причем в конечном итоге возобладал Александр Гамильтон.
Ради этого был пущен под откос тезис, милый сердцу западных историков, о «разрыве поколений» — Гамильтон был более чем на двадцать лет моложе Вашингтона. Уже в специальной монографии К. Баурса «Гамильтон и Джефферсон» о президентстве Д. Вашингтона самому президенту не нашлось места не только в заголовке книги, но, в сущности, и в ее содержании. В. Паррингтон, выполнивший в двадцатые годы монументальное трехтомное исследование «Основные течения американской мысли», вероятно, счел, что молчание — лучший способ воздать должное прославившемуся немногословностью Вашингтону.
Тенденция эта, возникшая в двадцатые годы, постепенно набирала силу и к нашим дням типична практически для всех значительных трудов по истории развития идей в США. М. Керти, написавший в тридцатые годы обширный трактат «Рост американской мысли», на страницах труда, занявшего почти тысячу страниц, двенадцать раз поминает Вашингтона и преимущественно по второстепенным поводам. Книга Р. Хофштадтера, выполненная в конце сороковых годов, «Американская политическая традиция» — четыреста страниц убористого текста. Вашингтон упоминается пять раз. А обе эти работы неоднократно переиздавались в США и по сей день считаются шедеврами исследования американских интеллектуальных свершений. Аналогичная картина и в новейших трудах: Л. Харц «Либеральная традиция в Америке» (1955), К. Росситер «Консерватизм в Америке» (1962), А. Экирш «История американской традиции» (1963).
Авторы тем самым избегают щекотливого вопроса — к какой категории отнести Вашингтона: либерального или консервативного мыслителя. В то же время подобные трактовки не наносят решительно никакого ущерба культу Отца Страны. Мраморной статуе полагается быть безгласной, а роль Пигмалиона, как показал Бернард Шоу, иногда приводит к непредвиденным последствиям. По крайней мере, можно утратить душевный покой, творить в рамках модной ныне в США теории «согласия», то есть полного отрицания классовых конфликтов, куда спокойнее.
В двадцатые годы ревизионизм как проявление общего разочарования, пришедшего по пятам за мировой бойней, серьезно затронул американскую историческую науку. Действуя сплоченной когортой, ревизионисты, хотя и не очень многочисленные, но очень шумные, атаковали мнимый «идеализм» Белого дома и прочее, пытаясь докопаться до истинных причин вступления США в первую мировую войну. Их удары, созвучные настроениям «потерянного поколения», разили без особого разбора кондовые святыни, ибо ниспровергатели полагали, что нужно сокрушить идолов, на которых покоятся ложные ценности американского общества.