— Долларов двадцать наберется.
— Нет, я спрашиваю не про наличность.
— Нет. Впрочем, сотни две, наверное, есть. А что?
— Я думала, ты богатый.
— Богат мой отец. Я — нет.
— У тебя не будет ничего своего, пока он жив, так, что
— Ты задаешь жутко щекотливые вопросы. — Питер был озадачен. Откровенность в делах секса была уже довольно обычна среди его сверстников, но вот о деньгах никогда не упоминали.
— Я должна знать.
— На меня записан капитал, но он в руках попечителей — пока мне не исполнится двадцать один год. А какой с него будет доход, не знаю.
Питер отлично все знал. Он будет получать тридцать тысяч долларов в год. Капитал был записан на него его бабкой Деллакроу, когда он родился. Такой же капитал был записан на Инид, с условием, чтобы доход ей выплачивался лишь после того, как ей исполнится двадцать пять лет. Бабка полагала, что если на девушке захотят жениться ради денег, то за несколько лет, проведенных в ожидании этих денег, она вполне может разобраться что к чему. Однако зловредность бабкиного расчета не удержала Инид от замужества. Она тратила сколько вздумается, а потом заставляла Блэза платить по счетам. Безденежье нисколько не портило ей жизнь.
— Я-то думала, ты уже богатый. Ну ладно, он тебе все равно понравится. Он сейчас в баре.
— Кто — он? И о чем ты говоришь? — Питер еще не успел освоиться с новой Дианой. Самостоятельная жизнь изменила ее к лучшему. За пять минут она ни разу не покраснела, скорее наоборот, заставила краснеть его.
— Билли Торн.
Она выдержала артистическую паузу,
— Ну?
— Да ты же знаешь его. Гражданская война в Испании. Он потерял там ногу и написал книгу о бригаде Линкольна — об американцах, сражавшихся против Франко. Он герой, а сейчас он хочет издавать журнал, политический журнал.
— И дело только за деньгами.
— Какой ты догадливый! — Диана фыркнула. Она нравилась Питеру. Но он вовсе не был уверен в том, что ему понравится Билли Торн, громко скрипевший при ходьбе деревянной ногой. Торн был тощий, невысокого роста, и в нем не было ничего героического, разве что раскатистый бас.
— С деньгами беда, — сказал Билли Торн Диане, после того как та сообщила ему печальную новость. — Ну да ладно, как-нибудь сдюжим.
Он бросил на Питера острый, подозрительный взгляд, словно деньги у Питера были, но он их зажимал.
— У меня нет ни гроша, — сказал Питер. Затем, решив, что это звучит так, будто он оправдывается, добавил: — И потом, если б даже у меня и были деньги, я вовсе не уверен в том, что стал бы вкладывать их в политический журнал. Между прочим, какого направления?
— Либерального, — сказала Диана.
— Социалистического! — пробасил Билли Торн. Несколько бизнесменов, сидевших за соседним столиком, оглянулись.
— Какой из меня социалист, — сказал Питер, в данный момент веривший лишь в божественное право королей, при условии, конечно, что сам — король в расшитом золотом синем мундире и треуголке и чтоб никакие там крупнотелые розоволицые президенты не высились над ним башней, когда он триумфальным кортежем проезжает по улицам Вашингтона. А реальную власть он охотно уступит каждому, кто дозволит ему играть роль номинального владыки.
— Питер реакционер, — заявила Диана. — Его отец — во всяком случае. Хуже Херста [15].
Питер обозлился и повернулся к Диане.
— Ну, а отец, наверное, и рабов бы не освободил.
Билли Торн издал рев одобрения и вспугнул официантку.
— Здорово он тебя, а?
Диана вспыхнула. Да, она по-прежнему была все той же Дианой.
— Он консерватор, конечно, но на многие вещи у него страшно широкие взгляды, — с запинкой произнесла она.
— Например? — Билли подмигнул Питеру, который в эту минуту пытался себе представить, как выглядит его культяпка. Выпирающая из кожи кость? Едва ли. Наверное, просто заживившийся рубец, все еще красный и глянцевитый. Затем попытался представить себе, как выглядела нога, когда была оторвана. Он увидел кровь, услышал пронзительный вскрик Билли. Очень хорошо.
Диана продолжала защищать отца. Если хочешь, чтобы тебя выдвинули кандидатом в президенты, объяснила она, надо заручиться поддержкой самых различных людей; к тому же Соединенные Штаты необычайно консервативная страна, вот почему назрела необходимость в журнале, который выражал бы взгляды просвещенных левых (ей не нравилось слово «социалист»: слишком узко). Закончив свою речь, она более или менее утвердилась на прежних позициях. Билли выказывал элементарную осторожность, перестав дразнить свою покровительницу (а может, любовницу? — спрашивал себя Питер).
— Так или иначе, журнал нужен, — проворчал Билли. — Он должен быть смелее «Нейшн», живее, для молодежи.
— Мне казалось, журналы издаются исключительно в Нью-Йорке. С чего это вам вздумалось основать журнал здесь?
— Билли работает в министерстве торговли. Статистиком. Он не может бросить работу, пока мы не пойдем полным ходом.
Питер мысленно представлял себе Билли Торна. Служащий в большой комнате, уставленной столами, за которыми другие служащие помогают ему складывать бесчисленные колонки цифр. В одном углу комнаты — питьевой фонтанчик, служащие регулярно собираются там поболтать о бейсболе. Питер явственно ощутил языком бумагу белых конических стаканчиков — специфический лимонный привкус клея, — или, может, он исходит от самой бумаги? Билл» Торн вдруг перестал для него существовать иначе как в виде колонки цифр, которые надо сложить.
— Я брошу работу, непременно брошу, как только дело у нас пойдет на лад. Я приехал сюда ради Нового курса. Но теперь все это фью-ить!
— Фью-ить? — Для отца Питера это будет новость.
— Ну, разумеется. В следующем году президентом изберут либо демократа-консерватора, либо республиканца, и Новый курс похоронят.
— А вдруг Рузвельт выставит свою кандидатуру на третий срок?
— Он этого не сделает, — быстро сказала Диана, выражая надежду своего отца.
— А если даже и выставит, — подхватил Билли, — он кончился как либерал. Впрочем, он никогда им особенно и не был.
— А что это такое — либерал? — спросил Питер.
Билли пустился в пространные объяснения. Его голос гремел. На улицах выросли баррикады. Пролетариат вооруженной рукой завоевал право на труд. Было введено общественное здравоохранение. Налог на наследство положил конец огромным состояниям, природные богатства были национализированы. Богатые пошли на работу; добродетельные бедняки получили длинные отпуска. А в центре всего этого яростного принижения одних и возвышения других стоял Билли Торн, осуществляя руководство операциями; его деревянная нога скрипела, голос гремел. Тем часом бизнесмены за соседним столиком обратились в бегство — несомненно, для того, чтобы доложить комиссии по расследования антиамериканской деятельности, что враг захватил зал-ресторан отеля «Уиллард».
Когда Билли закончил речь, Питер увидел в глазах Дианы экстаз и решил, что она либо влюблена, либо рехнулась, если предположить, что это не одно и то же.
— Вот зачем нам нужен журнал, — заключил Билли. — Нам нужна трибуна, с которой мы могли бы следить за тем, чтобы говорилось и делалось то, что нужно.
— А почему вы так уверены, что нужно именно то-то и то-то? — Голос Питера звучал кротко. — Вы считаете, что отнять деньги у моего отца — правильно. Он считает, что это неправильно, и я тоже так считаю… из эгоистических соображений, конечно.
— Если конфискация богатства твоего отца на благо всему народу, то богатство следует конфисковать.
— Но действительно ли это на благо народу?
— Он безнадежен! — проревел Билли. — Читай Кейнса, читай Ленина, читай Маркса!
В эту миниту в зал вошел какой-то чиновник из министерства торговли, и Билли Торн окликнул его. Последовала церемония знакомства, и Питер воспользовался ею, чтобы распрощаться. Диана проводила его до выхода.
— Я очень сожалею, что втянула тебя во все это.
— Ничего. Он…интересен. — Большего Питер просто не мог из себя выжать.
15
Уильям Рэндольф Херст (англ. William Randolph Hearst, IPA: /ˈhərst/) (29 апреля 1863 — 14 августа 1951) — американский медиа-магнат, основатель холдинга «Hearst Corporation», ведущий газетный издатель. Создал индустрию новостей и придумал делать деньги на сплетнях и скандалах.