Вашингтон был завзятым театралом, и в театре на Джон-стрит (простом деревянном здании, больше напоминавшем сарай) ему отвели особую ложу с гербом Соединенных Штатов. Вашингтон неизменно появлялся там ровно в семь, оркестр исполнял «Президентский марш», а публика разражалась приветственными возгласами. Поскольку о том, будет ли президент на представлении, объявляли заранее, в такие дни в зале было много ветеранов, которые махали ему шляпами.
По воскресеньям Вашингтон посещал утреннюю службу в церкви Святого Павла, где для него было отгорожено место. Во второй половине дня он писал длинные письма Джорджу Огастину в Маунт-Вернон, давая множество наставлений по поводу севооборота, разведения мулов и тому подобных вещей. Наконец, по вечерам он читал вслух проповеди или отрывки из Священного Писания. Он не был начетчиком, христианские добродетели не являлись для него пустым звуком; президент всегда подавал милостыню разорившимся фронтовикам, толпившимся у дверей его резиденции, а также активно занимался благотворительностью — но практически всегда анонимно.
Разумеется, не это составляло его основные обязанности. Президент был главой исполнительной власти и, по Конституции, «удостоверял в должности всех должностных лиц США». Однако в Основном законе ничего не было сказано, например, о составе правительства. В наследство от Континентального конгресса новой власти достались четыре департамента — иностранных дел, военный, почтовый и казначейство; они были подотчетны Конгрессу до учреждения новых департаментов, а пока держали Вашингтона в курсе всех дел. Кадровые вопросы нужно было решить как можно быстрее. К тому же президент назначал всех судей в стране. Неудивительно, что его со всех сторон осаждали соискатели должностей. Но Вашингтон не принимал в расчет ни родства, ни кумовства, оценивая лишь способности кандидатов. Например, он отказал своему племяннику Бушроду Вашингтону в должности прокурора Виргинии, отдав ее более опытному человеку, зато Генри Нокса не задумываясь назначил военным министром. Но делать это он должен был «по совету и с согласия сената».
Пятого августа сенат отверг назначение Вашингтоном Бенджамина Фишбурна сборщиком налогов в порт Саванны. Президент, хотя еще не оправился от болезни, приехал в Федерал-холл и поднялся на второй этаж. 22 сенатора, не ожидавшие его прихода, застыли, как статуи. Вице-президент Адамс вскочил со своего кресла и предложил его Вашингтону. Тот гневно потребовал объяснений, почему отвергнута предложенная им кандидатура. После долгой неловкой паузы сенатор от Джорджии Джеймс Ганн дал требуемые объяснения, но при этом открыто намекнул, что сенат не обязан это делать. Несмотря на то что всё это было сказано очень учтиво, Вашингтон пришел в сильное раздражение и, вернувшись домой, пожалел о посещении сената.
Но это были еще «цветочки». В начале августа Генри Нокс сообщил Вашингтону, что разработал мирный договор с индейцами, жившими на территории современных Джорджии, Флориды, Алабамы и Миссисипи, на земли которых покушались поселенцы, и что в этом договоре есть несколько тайных статей. Президент намеревался отправить для переговоров делегацию из трех человек, но прежде решил посоветоваться с сенатом. На сей раз он заранее предупредил о своем визите. 22 августа Вашингтон вновь занял место Адамса; слева от него сидел Нокс. Текст договора передали Адамсу, который зачитал его вслух. Один из сенаторов предложил создать комитет для рассмотрения договора, но Вашингтон сухо возразил, что специально привез с собой военного министра для необходимых разъяснений. Зачем еще комитет? Однако он согласился дать сенату время на раздумья и покинул зал с видом оскорбленного достоинства. Пару дней спустя он вернулся, и сенат одобрил назначение трех переговорщиков. Вашингтон же решил больше никогда не появляться в сенате, а все вопросы обсуждать в письменной форме. В формулировке «по совету и с согласия» акцент был сделан на последнее слово.
Первого сентября 1789 года Вашингтон давал обед, на котором барон фон Штойбен веселил присутствующих своими рассказами. Но вдруг хохот смолк — Вашингтону передали записку, извещавшую, что 25 августа скончалась Мэри Болл-Вашингтон, которой шел 82-й год. Джордж, никогда не питавший к матери особой нежности, но строго соблюдавший законы этикета, заказал для всех домочадцев черные ленты и розетки; члены правительства носили черную повязку на рукаве, дамы — черные ленты и бархотку на шее. Приемы по вторникам отменили на три недели. После этого официальная жизнь вошла в обычное русло, но Вашингтон носил траур еще пять месяцев.