Иногда письма дышали поистине праведным гневом, а предлагавшиеся меры свидетельствовали о большой твердости характера: «Убийцы нашего дела должны быть преданы примерному наказанию… Молюсь Всевышнему, чтобы каждый штат вздернул самого зловредного (из числа спекулянтов. — Н. Я.) на виселицу, которая, по крайней мере, в пять раз выше, чем библейская. Для человека, составляющего состояние на гибели страны, по моему мнению, нет достаточного наказания».
Страшные слова остались словами. Вашингтон не мог переделать высшие классы Америки по своему образу и подобию. Он должен был работать с имевшимся человеческим материалом. Будучи реалистом, Вашингтон сообразовывал свои планы с имевшимися возможностями, подрезал крылья собственной мечте.
Конечно, Вашингтон всей душой и сердцем рвался положить конец войне, увенчав победой славное дело. Но он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что республика не в состоянии восторжествовать собственными силами. Помимо естественного желания достичь успеха малой кровью, над помыслами его властно довлела блистательная мысль — добыть победу руками других. Эти соображения диктовали особую осторожность, а главное, ненавистную необходимость ждать.
В этом отношении не было решительно никакой разницы между Вашингтоном и презираемыми им спекулянтами, хотя мотивы сознательной затяжки войны у них были глубоко различными. Вашингтон ожидал перелома в борьбе против Англии на других театрах, то есть успехов французского оружия в Европе и Вест-Индии. Что до наживавшихся на военной конъюнктуре, то Вашингтон укрепился в подозрении: «Ныне спекулянты, ловкачи всех видов стоят за продолжение войны ради своего обогащения… Мы еще не испили до конца чашу позора».
Затяжка войны была неизбежна, и Вашингтон надеялся, пока французы дерутся с англичанами, упорядочить дела в собственной стране. В 1779 году он не планировал крупных операций и, следственно, не требовал от конгресса средств на расширение армии, полагая, что тем самым удастся добиться экономии. США выпутаются из финансовых затруднений, а там видно будет — в зависимости от хода войны между Англией и Францией.
На главном фронте — перед Нью-Йорком — царило затишье, если не считать отдельных вылазок англичан и действий континентальной армии местного значения. Пока главные армии смотрели друг на друга из-за укреплений, американцы занялись привычным, ныне совершенно неотложным делом. Вашингтон отправил генерала Салливана с пятью тысячами человек «полностью разрушить и стереть с лица земли» деревни ирокезов, бесчинствовавших на границе. Хотя не так стремительно, как хотелось бы Вашингтону, Салливан летом 1779 года огнем и мечом прошел по землям ирокезов, уничтожив свыше 40 поселений, а главное, начисто сжег их посевы, вырубил сады и уничтожил запасы продовольствия.
Вашингтон публично признал «полный успех» экспедиции Салливана, подготовившей голодную смерть сотням индейских семей грядущей лютой зимой. Но американцы не дошли до Ниагары, откуда англичане руководили набегами индейцев.
Тем временем на юге страны дела американцев шли плачевно. Еще в конце 1778 года Клинтон направил в Джорджию 3,5-тысячный отряд, захвативший Саванну — порт, дававший доступ в южные штаты и связывавший их с Вест-Индией. Разбив местное ополчение, англичане вернули короне Джорджию и начали медленно овладевать Южной Каролиной. Недавние патриоты, видя превосходство врага, торопились присягнуть на верность королю.
Вашингтон считал, и совершенно справедливо, что конгресс и военное управление изъяли из его компетенции операции на юге. Они касались континентальной армии лишь в той мере, в какой было необходимо отправить туда подкрепление. На юг ушло около двухсот всадников под командованием польского добровольца Казимира Пулаского и несколько сот солдат континентальной армии. Осенью 1778 года Вашингтон с удивлением узнал, что эскадра д’Эстэнга из Вест-Индии пошла не к Нью-Йорку, как ожидалось, а появилась у берегов Джорджии. Французский адмирал затеял осаду Саванны и, хотя имел более чем двойное превосходство в силах — 5 тысяч французов и американцев против 2400 англичан, был с позором отбит. Пулаский, возглавивший безумно смелую кавалерийскую атаку, пал на поле боя. Поражение на юге подняло дух лоялистов по всей стране, посеяло глубокое уныние в Филадельфии, но не лишило присутствия духа Вашингтона.
Генерал научился стойко переносить неудачи, что значило одно, другое поражение, да к тому же на юге, когда враги Англии умножались. 16 июня 1779 года в войну вступила Испания, хотя и не признававшая независимости Американских штатов. Оно понятно — Испания сама имела обширные колонии в западном полушарии, и побудительным мотивом для нее взяться за оружие было желание захватить Гибралтар и Минорку. Вашингтон упивался известиями, приходившими в те времена с большим запозданием, о схватках далеко от Америки.