Адамс разбередил страсти, и конгресс в смущении разошелся.[7] Делегаты, разбившись на группы, горячо обсуждали кандидатуру Вашингтона за ужином и просидели далеко за полночь. Многие еще сомневались, Т. Пейн в их числе. Сам Вашингтон был смущен больше остальных, он заперся в гостинице. Однако решение нельзя было откладывать, у Бостона шли боевые действия, а сорокатрехлетний Вашингтон производил впечатление спокойного и рассудительного человека. Почему не попробовать?
Утром 15 июня, гласит протокол заседания конгресса, «решили, что должен быть назначен генерал для командования всеми континентальными силами, уже имеющимися или которые будут созданы для защиты Американской Свободы. Ему кладется 500 долларов в месяц жалованья и на расходы. Конгресс затем приступил к выборам генерала, и эсквайр Джордж Вашингтон был единогласно избран». Через несколько дней еще одно постановление: «Конгресс сим объявляет, что будет поддерживать, помогать и хранить верность упомянутому эсквайру Джорджу Вашингтону ценою своих жизней и имущества ради общего дела».
16 июня Вашингтон в отутюженном мундире появился в зале конгресса. Ему задали риторический вопрос — согласен ли он служить главнокомандующим армии, находящейся «под контролем» конгресса. Он извлек из кармана лист бумаги и зачитал заранее написанную речь, составленную в сильных и искренних выражениях. Избранник возблагодарил за высокую честь и поделился «глубоким сожалением, проистекающим из сознания, что мои способности и военный опыт могут не соответствовать высокому доверию». Заверяя, что он сделает все, дабы послужить «славному делу», генерал просил: «Если случатся прискорбные события, бросающие тень на мою репутацию, прошу всех джентльменов, находящихся в этом зале, помнить — сегодня с величайшей искренностью я заявляю: я не думаю, что вверенное мне почетное командование мне по силам». Что до дарованных ему 500 долларов в месяц, то Вашингтон, несомненно памятуя о римлянах, никогда не извлекавших, согласно легенде, денежных выгод от службы республике, отказался от жалованья, прося конгресс возместить только его расходы. На этом закончилась простая, деловая и памятная речь.
Не вызывает никаких сомнений, что Вашингтон не рвался командовать. Высокая честь ввергла его в глубочайшее уныние. Утешало разве то, что удар не настиг внезапно. 18 июня он пишет прощальное письмо жене, душераздирающий перифраз его речи конгрессу. Главнокомандующий молит не омрачать его духа еще более тягостными письмами из дому. В другом письме родственнику Б. Бассету он заверяет: «Я могу отвечать только за следующее: твердую уверенность в правоте нашего дела, прилежное исполнение его и скрупулезную честность. Если это не заменит способностей и опыта, дело пострадает и еще вероятнее — моя репутация». Прямой и суровый человек, он не сдержался перед Патриком Генри. Со слезами на глазах, дрожащим от волнения голосом Вашингтон сказал: «И попомни, мистер Генри, мои слова — со дня вступления в командование американскими армиями я датирую начало моего падения и гибели моей репутации».
Каковы бы ни были опасения самого Вашингтона, в Филадельфии верили в него. 21 июня город бросил прощальный взгляд на генерала, отправлявшегося на войну. Он возглавил блестящую процессию — гарцевала легкая кавалерия в мундирах с иголочки, по-медвежьему топали ополченцы, скрипели колеса бесчисленных карет — главнокомандующего провожали члены конгресса. Карета Д. Адамса затерялась среди других. Массачусетский политик с внезапно вспыхнувшим чувством зависти припомнил свои заслуги. «Я бедное создание, — написал он любящей жене, — истощенный литературной работой ради моего хлеба и моей свободы, в подавленном состоянии духа и слабый телом, вынужден другим отдать лавры, которые посеял, другие будут есть заработанный мной хлеб — общее дело». Вероятно, не один Д. Адамс среди членов конгресса предавался размышлениям такого рода.
Они все почитали себя стратегами, и каждый имел свой план войны. Догадывался ли об этом Вашингтон, ловко сидевший в седле и смотревший поверх голов непроницаемыми стальными глазами?
Глава IV
ГЕНЕРАЛ ВАШИНГТОН
Предстояла длительная суровая борьба с сомнительным исходом. Было известно, что ресурсы Британии, в сущности, неистощимы, ее флоты покрывали океан, а войска увенчали себя лаврами во всех уголках земного шара. Не будучи нацией, никому не известные как народ, мы не были готовы. Денег, нерва войны, не было. Пришлось ковать меч на наковальне необходимости…
7
Вероятно, 14 июня конгресс решил взять под свой контроль континентальную армию. Этот день в США считается днем основания вооруженных сил.