Освоенные земли в Вирджинии примерно равнялись площади Англии, а сходство с метрополией усугублялось национальным составом колонии. Белое население пока почти поголовно состояло из англичан, по разным причинам покинувших родину и консервировавших в Новом Свете английскую старину. Метрополия круто менялась — революция, реставрация, новые веяния и идеи. Обычаи и нравы вирджинцев, защищенных Атлантикой, застыли на месте. Во многих отношениях вирджинцы были большими британцами, чем коренные жители Британских островов. Состоятельные обитатели колонии, а они и представляли ее общественное мнение, с ужасом и негодованием встретили казнь Карла I. Губернатор, заклятый роялист В. Беркли, даже носился с планами удержать колонию для Карла II, но, поразмыслив, отказался от своих намерений — вся Новая Англия разделяла идеалы пуритан. Соотношение сил сложилось не в пользу роялистов.
Вирджиния зарекомендовала себя как убежище для роялистов во времена Кромвеля, а с реставрацией вирджинцы воспрянули духом — в конце концов они оказались правы, с торжеством они поговаривали, что Карл II правил сначала в Вирджинии и только затем вернул трон отца в Англии. Политические страсти на родине улеглись, дела решились в пользу верных подданных короны, и вирджинцы со спокойной совестью занялись своими делами — колонизацией новых земель в интересах развития своеобразно сложившейся экономики колонии.
В нижнем течении четырех крупных рек Вирджинии располагались старейшие плантации. Здесь, на равнине, уходившей на запад на 100–120 километров, со времен первых поселенцев возделывался главным образом табак — основная культура колонии. Плантатору обычно принадлежало несколько участков — основной, как правило, прилегающий к реке и где был его дом, обрабатывался под непосредственным наблюдением хозяина, другие сдавались арендаторам. Ему могли принадлежать земли и в необжитых западных районах, граница которых лежала в тех местах, где равнина переходила в возвышенность, а пороги на реках препятствовали судоходству. Точные границы своих владений в девственных землях, заросших лесом и кустарником, плантатор затруднился бы указать. Иногда их сдавали в аренду немцам и ирландцам, которых занесли в Америку последние волны эмиграции, иногда их захватывали скваттеры, но по большей части западные или приграничные районы пустовали — дальше простиралась «ничейная земля», конечно, в представлении плантаторов.
Богатый плантатор мог владеть десятками тысяч гектаров земли, которая обрабатывалась белыми арендаторами, «кабальными слугами» и негра-ми-рабами. Полагать, что экономика Вирджинии основывалась только на труде последних, было бы значительным преувеличением. Не говоря уже об общеизвестной производительности рабского труда, полезно помнить статистику: негры составляли менее одной трети от общего населения колонии. Примерно такое соотношение между свободными гражданами и рабами было в Древнем Риме. «Белые бедняки» — арендаторы или владельцы клочков земли в неудобных местах восточных районов, а в основном на западе, — и двигали хозяйство Вирджинии.
Крупные плантаторы, численно составлявшие ничтожную прослойку населения колонии, чувствовали себя полноправными хозяевами в своих владениях. О феодальной зависимости арендаторов говорить, разумеется, не приходится, но вирджинская аристократия все же недалеко ушла от феодальных сеньоров, разве что не ввела права первой ночи. Арендаторы полностью зависели от плантатора, рабы были просто собственностью Каждая плантация была самостоятельной хозяйственной единицей. В усадьбе вокруг большого дома владельца были разбросаны хижины арендаторов и рабов. Плантатор не нуждался в посредниках в торговле с Англией — океанские суда поднимались по широким эстуариям величавых рек с приливной волной (она ощущалась почти на сто километров) к частным пристаням, забирали табак и выгружали заказанные товары, среди которых почти всегда были английские газеты и журналы. Вирджинский плантатор с небольшим запозданием был всегда в курсе последних новостей далекой родины, лондонских мод, сплетен и пересудов.
К середине XVIII века в Вирджинии было только восемь «городов», точнее деревень. Столица колонии Вильямсбург с «дворцом» губернатора, городскими резиденциями плантаторов, грязными тавернами, колониальным колледжем Уильяма и Мэри по европейским критериям была захолустьем. Высший свет Вирджинии оживлял деревню в «сезон». Здесь заседала ассамблея колонии, работал губернатор, прокламации которого прибивались на дверь его канцелярии, переписывались законопослушными подданными и читались в тавернах, а стоустая молва разносила их по колонии. Губернаторы не утруждали себя делопроизводством, докладывая в Лондон разве о заседаниях ассамблеи и о приговорах по уголовным делам. Бичом морской торговли было пиратство, и сохранились отчеты о судебных процессах начала XVIII века, например, когда в Элизабет-Сити в Вирджинии был повешен квартирмейстер морского разбойника Черной Бороды «за пиратство, ибо названный Уильям Говард не испытывал страха перед богом и почтения, должного Его Величеству».