Выбрать главу

"— Что ты шапки какой не достал? Разве эта со­греет? — с упреком сказал Рыбак.

— Шапки же в лесу не растут.

— Зато в деревне у каждого мужика шапка.

Сотников ответил не сразу:

— Что ж, с мужика снимать?

— Не обязательно снимать. Можно и еще как".

Ну, кажется, ясно, кто тут есть кто и как автор смо­трит на Сотникова и на Рыбака. (В прежних повестях сразу и было ясно.) Ан нет, совсем не такой Рыбак, да и Сотников не такой уж человечный.

Вот они, обнаружив, что хутор уничтожен, добрались до какой-то деревушки, пришли в дом старосты. И для Рыбака и для Сотникова седой упрямый старик — враг, в чувства которого незачем вникать. Приказали, сам по­шел служить, односельчане упросили согласиться быть старостой, чтобы не поставили зверя Будилу,— все это детали. Главное — служит немцам.

У Рыбака нежелание вникать идет от чувства даже понятного, объяснимого в тех условиях: слишком много он видел предателей!

У Сотникова, который не пять рыбаковских классов окончил, у бывшего учителя и комбата Сотникова, кроме чувства есть и теория, отстоявшееся убеждение, что "в жестокой борьбе с фашизмом нельзя принимать во внимание никакие, даже самые уважительные, причины — победить можно лишь вопреки всем при­чинам".

Он понял это с самого первого боя, первого и по­следнего в его комбатовской, артиллерийской судьбе. И это убеждение осталось в нем — как правило, нор­ма. Норма, которая "помогла ему сохранить твер­дость своих позиций во всех сложностях этой войны".

Нужная, необходимая твердость. Но какая-то негиб­кая она в Сотникове, когда он обращает ее на других. В Рыбаке примитивное чувство, но оно больше способно к развитию, к движению. В Сотникове чувство отчасти задавлено — вот этой закаменевшей в нем убежденно­стью, что важно лишь одно — идти напрямик, потому что, если начать все учитывать, если размякнешь, поте­ряешь жесткость, тут-то и подстережет неудача, беда. Как с той женщиной, которая его, "окруженца", ласково накормила, а дочку послала за полицией.

Рыбак ведет себя в хате старосты (партизанского связного) с наивным, ему свойственным расчетом, эгоиз­мом человека, которому и поесть горяченького хочется, но так, чтобы не испытать к хозяевам благодарности, не раскиснуть перед тем, как он, может быть, покарает "не­мецкого прислужника".

Но вот он вышел со старостой во двор, еще не зная, как поступит с ним, и занялся делом, за которым явился: вдвоем они ловят овцу.

"В сарае мирно и буднично пахло сеном, навозом, скотом, три овцы испуганно кидались из угла в угол; одну, с белым пятнышком на лбу, Петр словчился удер­жать за шерсть, и тогда он ловко и сильно обхватил ее шею, почувствовав на минуту какую-то полузабы­тую радость добычи. Потом, пока он держал, а хозяин резал ей горло и овца билась на соломе, в которую стекал ручеек парной крови, в его чувствах возникло памятное с детства ощущение пугливой радости, когда в конце осени отец вот так резал одну или две овцы сразу, и он, уже будучи подростком, помогал ему. Все было таким же: и запахи в скотном сарае, и метание в предсмертном испуге овец, и терпкая парность крови на морозе..."

А в это время в хате больной Сотников сидит на скамье, греется и заодно стережет, чтобы хозяйка "не выскочила во двор — не подняла бы крик. Чувство­вал себя он плохо. Донимал кашель, очень болела го­лова, возле горячей печи его бросало то в жар, то в холод...

— Сынок, дай же я выйду! Дай гляну, что они там...

— Нечего глядеть.

Женщина слепо кидалась в полумраке избы, все при­читая, наверно, чтобы разжалобить и прорваться к две­ри. Но ничего не выйдет, он не поддастся на эти ее при­читания. Он очень хорошо помнил, как прошлым летом ему едва не стоила жизни его чрезмерная доверчивость к такой же вот тетке".

А потом, выйдя на улицу к Рыбаку, Сотников уди­вился, что староста жив.

"— Что, отпускаешь? — с упреком сипло спросил Сотников, когда они вдвоем остались посреди двора.

— А, черт с ним".

Нет в этой повести прежнего быковского резкого распределения света и теней: "полосатые" оба, и Рыбак и Сотников. Еще не наступил момент главной проверки испытания. А когда подступит вплотную, не все выдержит проверку смертью и в Сотникове, что-то сам отбросит он в себе, как излишне прямолинейное, узкое, ощутив вину свою и перед старостой и перед теткой Демчихой, судя себя теперь строже, чем их, чем других.

Сотников — максималист в своем отношении к лю­дям, к себе. Кажется, натура, качества очень положи­тельные с точки зрения прежних вещей В. Быкова. Но в этой повести авторская мысль, забота, тревоги идут гораздо дальше. Да, это важные качества, но жизнь слишком часто свидетельствовала, что сотниковские достоинства могут повернуться не только героизмом, подвигом, но и узким фанатизмом, нетерпимостью, же­стокостью.