По приезде в Болгарию Левский вызвал в Ловеч всех уполномоченных, чтобы они принесли присягу согласно новому уставу и получили новые полномочия. Обшти не явился.
«Я был сердит, что Левский не взял меня с собой в Бухарест. А потому я ответил: пришли мне бумаги или приходи сам», —так позже на суде объяснял Обшти свое поведение.
Обшти требовал для себя полномочия на работу в Македонии. Не получив этого, Обшти пригрозил, что он не будет вносить комитетские деньги Левскому, и дал такое указание ряду местных комитетов. Он стал вскрывать его письма, перехватывать комитетскую почту, интриговать против Левского, сеять раздоры.
Левский пытался вразумить своего помощника добрыми советами, надеялся, что он, наконец, поймет свое заблуждение. За свои дела, писал Левский Данаилу Попову, Обшти заслужил самого тяжелого наказания — смерти. «Но Димитр не предатель, он бестолков, чванлив и болтает о делах, не думая, к чему это приведет. Язык его, сколько ему ни говорите, не унимается. Если он и делал что-нибудь хорошее, то тысячу раз портил сделанное».
Усилия Левского урегулировать отношения с Обшти ничего не дали. Тот продолжал гнуть свою линию. К нему примкнул другой мелкий честолюбец — Анастас Хинов. Создалась угроза, что эти люди своими интригами и своевольными действиями нарушат единство в организации, что своей болтливостью и бахвальством они предадут организацию в руки врагов.
В этих условиях Левский поставил перед Центральным революционным комитетом в Бухаресте вопрос: либо Обшти и его единомышленники должны быть обузданы, либо он, Левский, вернет свой мандат и будет работать в революционной организации под руководством того лица, которое будет избрано большинством.
Центральный комитет решительно встал на сторону Левского. В Болгарию был послан специальный уполномоченный с заданием пресечь распри.
В письме, которое он вез, Центральный комитет приказывал: «Дьякон будет начальником, и тот, кто не слушается его, пусть займется своими делами», то есть будет устранен из организации.
Но было уже поздно. Катастрофа разразилась раньше, и ее уже ничем нельзя было приостановить.
С благой целью добыть деньги Димитр Обшти решился совершить нападение на турецкую почту.
Мысль эту, по показанию самого Обшти на суде, подсказал ему тетевенский чорбаджи и председатель местного комитета хаджи Станю Станчев. Когда Обшти попросил у него денег, тот сказал:
— Ты всякий раз говоришь: деньги, деньги! Из Орхание часто отправляют турецкую казну. Напади на нее, если ты храбрец!
Так просто завязалось дело, далеко идущие последствия которого тогда никто не предвидел.
Левский, узнав об этом, немедленно передал через доверенного человека строгое распоряжение Обшти не нападать на почту. Принципиально Левский не возражал против захвата турецкой почты, он и сам проектировал такой акт, зная, что только таким путем можно обеспечить организацию солидной суммой денег. Но, сознавая опасность, которая крылась в подобной экспроприации, он считал возможным осуществить ее только после того, как будет завершено создание революционной организации, и то с помощью строго подобранных лиц. Трезвый расчет подсказывал необходимость не дразнить турецкие власти, пока народ полностью не готов к революции.
Вот почему Левский предложил Обшти «не нападать в настоящее время на почту, пока мы свои дела не приведем в порядок». Но Обшти «как во всем, так и в этом не послушался».
22 сентября в теснинах Арабаконакского прохода через Стара Планину Обшти со своей четой совершил нападение на турецкую почту.
На первых порах турецкие поиски шли в ложном направлении. Поначалу власти считали, что ограбление совершили «албанцы, которые в те дни возвращались в родные места», затем заподозрили «уволенных со службы турецких солдат». Так прошел месяц, в течение которого можно было бы если не окончательно спрятать концы в воду, то, во всяком случае, еще больше запутать поиски. Но ни организатор, ни участники экспроприации не оказались на это способными. Наоборот, их легкомыслие и болтливость помогли властям обнаружить истинных виновников. Не обошлось и без предательства. Первых двух соучастников налета выдали болгары — тайные турецкие агенты. Остальное довершили жестокие пытки, к которым турецкие следственные органы всегда прибегали в делах с болгарами.
В одном из писем того времени рассказывается, как шли поиски:
«...Турки врывались в дом заподозренных. Начинался допрос со зверским избиением. Болгары молчали. Одна из жен, увидев, что ее мужа пытают раскаленным железом, стала кричать, чтобы его оставили, не мучили, что виновен не он, а другие, и назвала их. Так турки узнали о двух участниках и пошли в их дом. Здесь началось дознание теми же методами. Жена одного из несчастных, увидев, что мужу грозит смертельная опасность, стала умолять его сказать, что он знает. Чтобы заставить ее молчать, муж бросился на нее с ножом. Но турки успели ее прикрыть».