Он пытается получить деньги у чорбаджиев, взывая к их совести, к патриотическому долгу.
«Как вообще все болгары жаждут освобождения от несносного варварского ига, так и вы, надеемся, сочувствуете этому от всего сердца, — говорится в одном из писем. — Для достижения этой цели необходимы деньги, деньги и еще раз деньги. Вас, как одного из патриотов и здравомыслящих болгар, имеющих известное состояние, мы просим пожертвовать на народное дело».
Первый призыв — вполне мирного содержания. Но он не принес желаемых результатов. Чорбаджии не захотели добровольно раскошелиться. А деньги так нужны! Левский ищет их всюду. Он пишет Христо Ботеву: «Болгарская земля давно перестала быть раем для султана. Народ слушает меня, готов в любой час поднять революцию, но где оружие? Деньги и опять деньги! Кто найдет деньги и вооружит болгарский народ, тот будет самым большим патриотом. Вот почему ты не спи, а ищи золото на валашской и русской земле любым способом».
Левский пишет личные письма известным ему богачам. Он привлекает их внимание к жалкому состоянию соотечественников:
«Кто мы такие, болгары? Тяжело и гнусно придавленные проклятыми турками, мы каждый день терпим муки и мерзости, противные человечеству и свободе совести... На кого падают сиротские кровавые слезы, льющиеся каждый день перед богом, чтобы избавил он их от грязных рук, которые каждый день вырывают хлеб из уст и заставляют умирать с голоду? Детей их отуречивают, бесчестят молодых жен и дочерей. Эти невинные — не наши ли братья и сестры?.. Не мы ли, особенно вы, чорбаджии, являемся причиной того, что царит еще это беззаконие?.. Не льются ли их кровавые слезы на наши головы? Если мы, их братья и отцы, не восстанем для спасения своих матерей, жен, сестер и детей, кто другой им поможет?»
Левский рисует будущее освобожденной родины: «Не так будет в нашей Болгарии, как теперь в Турции... Все народы в ней будут жить под одними и теми же чистыми и святыми законами — и турки, и евреи, и пр., кто бы они ни были, для всех будет одинаково, если только признают они законы наравне с болгарами. Так будет в нашей Болгарии. Мы преследуем не турецкий народ и не его веру, а султана и его законы — одним словом, турецкое правительство, которое варварски владеет не только нами, но и самими турками».
Левский призывает помочь народному делу, внести указанную в письме сумму. Но теперь он уже не ограничивается просьбой, увещеванием.
«Пишем вам об этом в последний раз. Ждали мы, что вас тронут горячие слезы нашего несчастного народа, который находится в самом бедственном положении, но этого не произошло. Вы пьете его кровь и предаете его мерзкому мучителю. Поймите, мы решились уже... Или вы присоединитесь к нам, или мы уничтожим вас. Выбирайте, что вам дороже: тридцать лир или золотая свобода, в которой ваше имя было бы отмечено на вечные времена? Постарайтесь хорошо обдумать это, господа. И не задерживайте нас, так как нам надоело уже смотреть на хладнокровное отношение богачей к страданиям нашего народа...»
Но ничем не пронять толстосумов. Письма с угрозами на чорбаджиев не действуют. Левский пишет Данаилу Попову: «Безденежье мучает. Оставлю все другие дела и займусь деньгами. Трудно? Но что делать? Пан или пропал».
Наконец Левский делает следующий шаг, которого он так долго остерегался. В июне 1871 года он написал членам комитета в городе Сливене:
«Постарайтесь через тайных ваших юнаков достать деньги от тех отвратительных болгар, то есть чорбаджиев-кровопийц и противонародных элементов, которые не хотят участвовать в народном деле. А тех, которые предают нас туркам, следует своевременно уничтожать.
Юнакам нужно выделять десятую часть взятых ими денег для распределения между собой, а остальные должны вноситься в кассу».
Это уже прямой призыв к террору, к насильственному изъятию денег. Продиктован он отчаянием и удушающим безденежьем. Чтобы двигалось дело, надо добыть деньги любым путем. Иного выхода нет. «Пан или пропал!»
Он не хочет больше просить, не хочет унижаться. Веря в неминуемую победу народа, он презрительно бросает богачам:
«Чорбаджиям, которые обещают дать кто 1 000, кто 2 000, кто 3 000 золотых, но только тогда, когда увидят, что началось восстание, скажи, — пишет он Данаилу Попову, — что тогда их миллионы пусть останутся при них.
...Придет день, когда те, кто сегодня с огромной опасностью добывает деньги на ведение нашей работы, не захотят и слышать о тех чорбаджиях, которым тысяча грошей дороже жизни болгарских освободителей».
Деньги необходимы для дела. Сам Левский, располагая всеми средствами организации, живет как аскет. В записной книжке он отмечал все личные расходы, очевидно имея в виду отчитаться в использовании каждой народной копейки. Он записывал расход на приобретение обуви и покупку иглы. Встречаются записи расходов по два-три гроша под названием «изпроводяк». По болгарскому обычаю гость, покидая дом, делает детям хозяев прощальный подарок — изпроводяк — в виде мелких монет.