А лозунги?
Совсем еще мальчишки и девчонки яростно спорили о лозунгах, которые состоят из слов, потому что понимали, что поиск лозунгов не был игрой в слова. Это был важнейший момент классовой борьбы. Лозунг, как формула, в двух-трех самых главных словах должен был с математической точностью выразить потребности, настроение и политическую ориентацию масс, дать народному движению четкие цели. Лозунги писали на знаменах — под знаменами шли в бой и умирали. Дать массе лозунг, верно отражающий существо исторического момента, значило завоевать ее на свою сторону. Большевики сознавали это и к лозунгам относились архисерьезно.
Алексеев понимал цену проделанной работы. Понимали ее и его товарищи. Как только конференция закончилась и отгремел «Интернационал», они окружили Алексеева, возбужденные и веселые.
— Товарищ Алексеев… Вася… Василий Петрович… Это же здорово-то как! А!?
И вдруг увидели, что Алексеев бледен как мел, еле стоит на ногах, пот мелким бисером усыпал его лицо.
— Что с тобой? — спросил его Скоринко.
Алексеев сумел вымолвить всего несколько слов:
— Плохо что-то… Есть хочу, спать… Я сейчас, минутку…
И сел на подоконник, пристроился на плече у Скоринко и мгновенно уснул.
Алексеев не слышал, как с песнями расходились после собрания мальчишки и девчонки, как кто-то звал его: «Алексеев, Алексеев!» Сегодня утром он не успел позавтракать, а вчера ночью — поспать. Ему хотелось смеяться и радоваться, вместе со всеми праздновать эту маленькую победу, нужную — он верил — для того, чтобы потом пришла победа всероссийского масштаба, чтобы была создана та могучая юношеская организация, которую назовут комсомолом, но он не мог даже улыбнуться, а спал на плече у своего друга, израсходовав до капельки весь запас своих нервных и физических сил. Ему снилась мама, которую он не видел уже больше месяца, и родной дом, в котором он давно не ночевал, а спал там, где захватит его последний час работы…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Приехал в Петроград Ленин — и словно свежим ветром подуло всюду. В Центральном Комитете РСДРП большевиков, в их Петроградском комитете, в кабинетах и залах Временного правительства, Петроградского Совета, в районных комитетах всех политических партий, на заводах, фабриках, воинских частях — всюду заговорили о том, что многие думали: «Вся власть Советам!», «Да здравствует социалистическая революция!», «Никакой поддержки Временному правительству!», «Безраздельное руководство революционным движением масс — большевикам!». Эти лозунги перевернули с ног на голову, как казалось некоторые уже установившийся порядок вещей, уже привычное, думалось, течение революционных событий куда-то вправо, куда-то вбок, в непонятность… И вдруг — удар, встряска, полная определенность: социалистическая революция. Только так и никак иначе. В.противном случае — крах народной революции, победа буржуазии.
Однако обнаружились разногласия в Петроградском комитете большевиков. Каменев твердил о незрелости России для социалистического переворота. Ему рьяно вторил один из секретарей ПК РСДРП (б) С. Я. Багдатьев, выступивший против основных выводов ленинских тезисов. Нельзя, мол, рассчитывать на переход к социалистической революции за счет внутрироссийских сил, надо ждать, когда произойдет социалистический переворот в Германии, а уж потом на ее примере и опыте развивать русскую революцию…
Было решено вынести обсуждение Апрельских тезисов на фабрично-заводские и районные собрания большевиков. Целую неделю с 8 по 14 апреля шли жаркие споры… Ленин, его идеи победили. Это окончательно подтвердила 1-я Петроградская общегородская партийная конференция, на которой 57 делегатов представляли 15 тысяч партийцев.
Противники кинулись в драку…
Неистовой злобой исходила буржуазия. Газеты были забиты статьями, в которых доказывалось, что Ленин — немецкий шпион, что он куплен врагами России, что большевики продают ее…
Изощрялись в клевете меньшевики и эсеры. Соглашательский Исполком Петросовета принял чудовищную резолюцию, в которой заявлялось, что пропаганда взглядов Ленина не менее вредна, чем любая контрреволюционная пропаганда справа. Делалось все, чтобы породить недоверие к большевикам, к их вождю Ленину, которого именовали «бунтарем» и «анархистом», а его идеи называли «бредовыми». Кричали, что Ленин «отсек себя от революции», что он «попирает ногами традиции русской демократии», что за ним, кроме кучки «сектантов», никто не пойдет. Но большевики верили и знали: это — временно, скоро правда найдет умы и сердца людей, сама жизнь покажет им, кто прав. А пока — работа, работа, работа!.. «Идите к массам!» — призывал большевиков Ленин.
Большевистские агитаторы шли на заводы и фабрики, жили в солдатских казармах по нескольку дней, а то и по неделе, говорили о мире, земле, о том, что нужно взять в свои руки заводы, фабрики, власть, принимали все, что несла им нелегкая участь, но побеждали… Через десять дней уже одиннадцать полков вполне уяснили, что большевики — за народ, за общее дело.
Сила Апрельских тезисов и большевистского слова были столь велики, что породили бурные дискуссии и внутри мелкобуржуазных партий. Под их влиянием началась быстрая поляризация политических сил. Мелкобуржуазные партии раскалывались, теряли своих членов, влияние в массах. Достаточно было выступления Ленина на Путиловском заводе 12 мая, чтобы многие меньшевики и эсеры из рабочих тут же, на глазах у народа с проклятиями разорвали на части свои членские билеты. Если после Февральской революции в России было около 20 мелкобуржуазных партий, то уже в июле 1917 года их стало 35.
Пришел день 18 апреля. На европейском же календаре значилось 1 мая — день солидарности рабочих всего мира. Вместе с ними и отмечал этот праздник российский пролетариат. Как смотр своих сил, как протест против самодержавия. Начинался новый счет исторического времени.
В этот на редкость теплый и солнечный день член РСДРП (б) Выборгского района В. И. Ленин шел во главе районной колонны выборжцев. На огромном Марсовом поле и четырех прилегающих площадях было устроено 167 трибун, с которых одновременно выступали ораторы. И снова без устали говорил Ленин. А вокруг вместе со взрослыми стояли тысячи детей, тысячи подростков. молодых людей. Они несли свои транспаранты и лозунги, пели революционные песни. Это было ново, невиданно. И для того, чтобы это случилось, пришлось ой как поработать Алексееву, Смородину, Канкину… Тысяч сто молодняка собралось, не меньше.
Первомайская демонстрация молодежи произвела неожиданный и колоссальный эффект. Газеты отводили этому событию целые полосы и многие столбцы. В кабинетах деятелей Временного правительства, в руководстве политических партий о молодежи заговорили как о новом факторе развития революции, который надо полнее — да, да! — лучше и полнее учитывать. И организовывать.
Большевики радовались: бурлит молодняк! Кипит по районам работа, уже брошены в молодежь, как зерна в пашню, сотни лучших агитаторов и организаторов партии.
Но через несколько часов праздничная атмосфера испарилась, ее словно и не было. Улицы бурлили негодованием: в тот самый день, когда народ демонстрировал свое стремление к миру, Временное правительство направило союзным державам ноту с заверением о своей готовности продолжать войну до победного конца, соблюдать все договорные обязательства, взятые царизмом.
20 апреля у Мариинского дворца, где находилась теперь резиденция Временного правительства, собрались тысячи солдат. Петроград бурлил. Колонны демонстрантов шли с окраин к центру города.
События достигли высшего напряжения 21 апреля.
На Путиловской площади шел митинг: обсуждали вопрос о предстоящем выступлении. Настроение было неопределенное. Ждали решения районного Совета, а его все не было. Зато с Невского приходили возбужденные рабочие и рассказывали о том, что юнкера, офицерье и прочая толстомордая публика рвут Красные знамена, избивают и арестовывают за одни только возгласы против Временного правительства. Вдруг произошел резкий перелом в настроении. «Уж шесть часов, а мы все ждем. Чего ждем?». «Наши знамена рвут, нас гонят с улиц, нас бьют, а мы будем молчать? На Невский!»