Подвойский и Крыленко шли в казармы и почти всюду наталкивались на бесцеремонное «нет».
Ленин, который до того направлял и контролировал ход обороны Петрограда, не отстраняя Подвойского от его обязанностей, фактически взял руководство ею в свои руки. Подвойский воспротивился «параллелизму».
Ленин вскипел как никогда:
— Я вас предам партийному суду, мы вас расстреляем. Приказываю продолжать работу и не мешать мне.
В ночь с 28 на 29 октября Ленин неожиданно приехал в завком Путиловского завода: нужно было больше пушек против Керенского и Краснова, а еще нужнее был бронепоезд, о котором он вчера говорил с предзавкома Васильевым. Надо проверить…
Алексееву позвонили: «Срочно приезжай! Все члены Нарвского райкома партии вызваны на Путиловскпй». Он, конечно, опоздал к главному: разговор уже был закончен, собравшиеся вместе с Лениным ели печеную картошку, запивая ее кипятком. Только что и успел Алексеев, так это съесть картофелину, когда Ленин и Антонов-Овсеенко начали прощаться.
— Здравствуйте и до свидания, товарищ Алексеев, — сказал Ленин, пожимая ему руку. Глаза его были воспалены и усталы.
— Так я надеюсь, — сказал он, обращаясь сразу ко всем. — До свидания.
— Не подведем, Владимир Ильич, — заговорили сразу все. — Будьте уверены.
Железная воля Ленина и железный ленинский план действий довели концентрацию сил и средств революции до крайнего предела в считанные часы, и эти короткие часы и дни защиты социалистической революции от первого нападения остались в истории поражающей воображение высотой душевного горения, энтузиазма и жертвенности, с которыми десятки тысяч простых людей по воле Ленина бросились грудью на смерть ради того, чтобы отстоять завоеванное.
Против Керенского и Краснова шли не просто солдаты, матросы и красногвардейцы, нет! — против них шла Армия Революции.
За Алексеевым в эти дни оставалась все та же обязанность: связь ПК ССРМ с Красной гвардией. Опять, не переставая, гремел телефон, опять стояла толпа людей в кабинете и в коридоре и надо было решать сотни вопросов. Где собираться? Кто командир? Где взять винтовки? Патроны? Куда ехать? Где достать грузовики? Как быть с девушками — брать ли в бой? Нужны ли санитарки?
А как хотелось бросить всю эту телефонную мутоту и кинуться туда, где бой, где схватка, чтобы глаз в глаз, штык в штык с этими… с ненавистными…
Но он обязан быть там, где приказано.
…Громыхая походными кухнями, гремя котелками, с саперными лопатками, тяжело ступая по скользкой дороге, один за другим шли на передовую солдатские полки.
С ревом и гарью от выхлопных труб обгоняли их грузовики. Это ехали на фронт с заводов и фабрик рабочие. У каждого винтовка, десяток патронов — и все. Ни еды, ни санпакетов. Где будет ночлег? Где будет бой? Кто будет кормить? Кто станет перевязывать раненых? Об этом не думалось. Сказано: «Стройся!» Разобрали винтовки, сели в грузовики — и вперед! Побелить или умереть… Причем тут ночлег, еда и раны?..
Ехали совсем мальчишки и глубокие старики, девушки и пожилые женщины, горластые и уверенные члены ССРМ. Питер уже знал и любил их. Им улыбались, их приветствовали, и они, сознавая свое историческое значение, тянули вверх подбородки, пели звонко и отчаянно революционные пески.
Кто направляет это безостановочное движение, указывает, где противник, кто руководит этими землеройными работами? Кто вычерчивает профиль окопов? Где специалисты? Саперы? Их нет. Командиров хронически не хватает. Их отбирают и назначают тут же, из общей массы.
Все это Армия Революции.
И вдруг 29 октября — удар с тыла, в спину… Задержан юнкер, а у него приказ о том, чтобы все юнкерские училища Петрограда находились в боевой готовности и в точности выполнили задачи, которые будут возложены на каждое из них. Он шел на совещание в Инженерный замок, где уже собрались заговорщики: полковник Полковников, Пуришкевич, Филоненко, Савинков и другие главари созданного в эти дни меньшевиками и правыми эсерами контрреволюционного «Комитета снесения родины и революции».
Еще шел допрос задержанного юнкера, а юнкерский мятеж уже начался.
Захвачены почтамт и телеграф…
Занята телефонная станция, Царскосельский вокзал…
В руках мятежников банк, военная гостиница «Астория»…
Юнкера и офицеры овладели броневиками…
Вскоре выяснилось: выступили Павловское, Николаевское, Владимирское военные и Константиновское артиллерийское училища. Около 6000 юнкеров. Немалая сила… Офицеры и юнкера засели также в Инженерном замке, во дворце Кшесинской, в доме на углу Большой Спасской…
Ситуация сложилась критическая: большинство революционных полков и отрядов Красной гвардии были уже на передовой, дрались на фронте против Керенского и Краснова. Какими силами подавить мятеж? Вооружить новые тысячи рабочих — вот единственный выход.
Работники ЦК и ПК, сотни активистов райкомов партии, советов, ПК и райкомов ССРМ были брошены на заводы. На всю агитацию, на вооружение рабочих — считанные часы и минуты.
Вскоре весь двор Смольного был заполнен рабочими. Все активисты союза молодежи, не успевшие уйти на фронт, были здесь, а с ними сотни и сотни членов ССРМ. Не успевали подвозить оружие. Не хватало командиров. Их тут же и назначали…
Уже двор пустел и во все точки мятежа были направлены красногвардейцы, когда Алексеев обратился к подошедшему Подвойскому:
— Я — ко Владимирскому, там путиловцы и что-то не ладится. Можно?
— Валяй! — махнул рукой Подвойский.
С группой молодежи Алексеев забрался в грузовик, и они помчались. Едва выскочили со Шпалерной на угол Литейного, как навстречу показался броневик, повернул башенку, и из ее щелей стали выскакивать красные язычки. Засвистели пули, но шофер грузовика уже свернул в переулок. Пососкакивали наземь, залегли за угол, принялись палить по броневику. Но он отчего-то не стал ввязываться в бой, развернулся и умчался по Семеновской.
У Владимирского училища шел бой. Со всех сторон оно было обложено солдатами огнеметно-химического батальона, резервного Гренадерского полка, красногвардейцами Путиловского и Петроградской стороны.
— Где путиловцы? — спросил Алексеев у лежащего за газетной тумбой рабочего.
— Где-то там, — махнул тот рукой вправо.
Неожиданно из слухового окна двухэтажного домика раздался крик:
— Алексеев, давай к нам! Это я, Шульман!.. Только сзади или сбоку заходите, иначе подстрелят!..
Всей группой забрались на чердак, где уже сидело и лежало у окна человек десять.
— Сколько ж вы тут сидите? — спросил Алексеев у Зиновия Шульмана, с которым с 1915 года вместе токарничали в пушечной мастерской.
— Да уж часа четыре… Ходили в атаку — бестолку. Наших перебили много. Теперь в них постреливаем, они в нас. Двоих подранили, правда, легко…
В это время вбежал запыхавшийся Максим Мухтар-Ландарский.
— О, Алексеев! Здорово. А я тут командую нашей путиловской братвой… Ты вот что… Мы сейчас пойдем в атаку, а вы вместе с другими, которые вроде как в «блиндажах» сидят, прикройте. Да получше…
И убежал.
Через несколько минут с криками «ура» со всех сторон к училищу бросилось несколько сотен солдат и красногвардейцев. Лежа, сидя, стоя плечом к плечу, все, кто был на чердаке, вместе с Алексеевым били из слухового окна по окнам училища. Но грохот пулеметов с той стороны перекрывал винтовочные залпы и крики. Один за другим падали наступавшие.
— У них этих пулеметов черт знает сколько… А стены только из пушек можно взять… — растерянно пробормотал Шульман.
— Так что ж вы не раздобудете пушку? — закричал Алексеев.
И бросился вниз, искать Мухтар-Ландарского.
Но что это — из окон училища показались белые полотнища. Одно, второе, третье…
— Ур-ра! — завопили со всех сторон солдаты и красногвардейцы.