— У тебя отменное пиво, Мать Герда, — поспешно прервал ее Хольгер. — Я никогда не пивал пива этого сорта. Кажется…
Он хотел сказать: «Кажется, местный пивной завод чудом миновала громкая слава». Но старуха, хихикнув, перебила его:
— Ох, благородный сэр Хольгер, ты не простой рыцарь, и если ты даже и не из высшей знати, то человек опытный и проницательный. Мигом раскусил маленький фокус бедной старухи. И хотя добрые христиане вроде тебя чураются всякой магии и зовут ее измышлениями дьявола, но, по правде сказать, моя ворожба почти то же самое, что и чудотворные деяния святых угодников, которые творят чудеса как для язычников, так и для христиан. Ты, конечно, должен понять, что здесь, на краю света, ну никак не обойтись без капельки магии — больше для защиты от сил Срединного Мира, чем ради барыша — и в милости своей не станешь требовать сжечь бедную, но добронравную старуху за то, что она чуточку поворожила над кружечкой пива, дабы оно лучше грело ее старые кости в холодные зимние ночи, в то время как столько могущественных волшебников, ничуть не опасаясь справедливой кары, у всех на виду прямо-таки торгуют черной магией…
«Так она, выходит, ведьма? — подумал Хольгер. — А мне и в голову не пришло… Но что это она заговаривает мне зубы? И зачем без конца кривляется?» Он перестал слушать ее болтовню. Новая мысль поразила его. Он с удивлением прислушался к собственной речи. Он разговаривал со старухой на странном языке, твердом и звучном, похожем на старофранцузский с примесью немецкого. Вероятно, он сумел бы прочитать на нем какой-нибудь текст, с большим трудом, разумеется, однако никогда раньше не сумел бы говорить на нем так легко, как сейчас. Странно. Значит, способ, с помощью которого он совершил путешествие в… неизвестно куда, вооружил его знанием местного диалекта.
Он никогда не увлекался чтением научной фантастики, однако цепь всех этих странных событий все больше наводила его на мысль, что в результате какого-то невероятного воздействия он оказался в прошлом. И эта убогая хижина, и старуха, которая восприняла его рыцарскую экипировку как нечто само собой разумеющееся, и этот язык, и огромный заповедный лес… Ну хорошо, предположим. Но что это за страна? В Скандинавии так не говорили. Германия? Франция? Англия?.. Но если он оказался в средневековой Европе, то что здесь делает лев? И что означают слова старухи о стране Фейери?
Нет, эти вопросы нужно задавать не себе, а просто спросить напрямик.
— Мать Герда… — начал он.
— Да, благородный рыцарь? Каждое твое желание, которое я смогу выполнить, сделает моему дому честь, а потому только прикажи, а уж я расстараюсь. Все, на что способна по мере моих слабых сил, лишь бы ты остался доволен. Она погладила кота, который все так же пристально пялился на Хольгера.
— Можешь ты мне сказать, какой сейчас год?
— Ох и дивные вопросы задаешь ты мне, славный рыцарь. Хотя виной тому, может быть, рана на твоей голове, которую получил ты, конечно, в ужасной битве с каким-нибудь великаном или чудовищем-троллем. Она, наверно, и замутила немного память моего благодетеля. Но, по правде сказать, хоть это и постыдно, признаюсь тебе, что счет годам я уже давно не веду, тем более что это и невозможно здесь, на краю света, где…
— Ну, ладно. А что это за страна? Чье это королевство?
— Воистину, славный рыцарь, ты задаешь вопросы, над которыми бились многие мудрецы, а уж сколько ратников из-за них перебили друг друга! Хе-хе! Уж не знаю, с каких времен спорят об этих границах цари человеческие и властелины Срединного Мира, сколько здесь бушевало войн и творилось всякой чертовщины. Могу только сказать, что и Фейери, и империи претендуют на эти земли, но никто им не господин, хотя и прав на них, конечно же, больше у людей: ведь только наш род здесь укоренился. Право на эти земли отстаивают и сарацины: ведь их Махоунд был родом из местных злых духов, как говорят. Что, Грималькин? — Она погладила по спине поднявшегося кота.
— Значит… — терпение Хольгера лопалось. — Где же я могу найти людей… м-м-м… христиан… которые смогут помочь мне? Где тут ближайший король, герцог или кто-нибудь в этом роде?
— Есть тут город, и не так уж до него далеко, всего несколько миль, — сказала старуха. — Однако я должна предостеречь тебя, рыцарь, что пространство здесь, как и время, пре-чудесно искривлено чернокнижниками, и часто бывает, что место, к которому ты направляешься, находится совсем рядом, но вдруг оно или провалится, или посыплются на тебя всякие напасти, так что ты запутаешься и не будешь знать, какую тебе выбрать дорогу и откуда ты шел…
Хольгер сдался. Либо перед ним сумасшедшая, либо его дурачат. В любом случае рассчитывать на полезную информацию не приходится.
— Однако если ты не побрезгуешь добрым советом, — внезапно произнесла Герда, — разумеется, не моим, потому что от такой рухляди уже никакого толку, и не Грималькина, который хоть и ужасно ловок, но от рождения нем, то можно попробовать такой добрый совет испросить, а вместе с тем разведать и способ, который выгнал бы из тебя порчу и вернул здоровье и память. Только не гневайся, ибо я хочу предложить тебе чуточку магии. Она у меня совсем белая… Или серая на худой конец. Ты ведь сам видишь, что я не могущественная волшебница — а то разве ходила бы я в этих лохмотьях и жила бы в такой развалюхе? Нет, дворец из чистого золота приличествовал бы мне, а тебе прислуживала бы сейчас челядь. Поэтому если я сейчас, по твоему повелению, вызову духа — маленького, совсем крошечного духа, — то он поведает тебе обо всем, что тебя волнует и о чем напрасно пытать меня.
Хольгер поднял брови. Кажется, все ясно. Чокнутая. Лучше поддакивать, если он намерен провести ночь с нею под одной крышей.
— Как пожелаешь, Мать Герда.
— Ты и впрямь, рыцарь, из неведомых стран, если даже не перекрестился. Только иные рыцари, хоть и сотворят крест, да зато уж потребуют, чтобы подали им самого Князя Тьмы, да с таким нетерпением, будто не жаль им своих горемычных душ, которым гореть за это вечно в адском огне. Конечно, они не такие уж праведники, однако для Империи и они сгодятся, коли других не сыщешь в этих Богом забытых краях. Ты не из таких, сэр Хольгер, так что как не задать тут вопрос: а не из Фейери ли ты в самом деле? Но молчу, молчу — попытаем счастья у духов, хотя должна тебя предостеречь, что они на редкость капризны и могут вообще ничего не ответить или ответить так, что понять будет непросто.
Герда взялась за крышку сундука, и кот спрыгнул на пол. Она достала треногу, повесила на нее котелок и всыпала в него какой-то порошок из склянки. В ее руке появилась короткая палочка, выточенная, похоже, из черного дерева и слоновой кости. Бормоча и бурно жестикулируя, она начертала палочкой на полу окружность, внутри ее — еще одну и вместе с котом встала между ними.
— Этот внутренний круг, — объяснила она, — для того, чтобы удержать духа, а внешний — чтобы не дать ему вырваться, потому что он может разбушеваться сверх меры, особенно если вызов окажется для него нежелательным. И я должна просить тебя, рыцарь, не молиться и не творить крестное знамение, ибо в этом случае демон без промедления сгинет, причем в страшном гневе.
— Ладно, начинай, — сказал Хольгер.
Она затянула заунывный напев и стала приплясывать, не выходя из очерченного круга, и Хольгеру показалось, что он уже где-то слышал это странное пение. «Amen, amen…» — пела она. Слова тоже были знакомы. «А malo nos libera sed…» [1]
Мурашки побежали по спине Хольгера. Латинские слова скоро сменились каким-то кудахтаньем, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Потом она коснулась палочкой котла, и из него повалил густой белый дым. Клуб дыма рос и рос, но — фантастика! — не выходил за пределы внутреннего круга.
— О Велиал, Ваал Зебуб, Абуддон, Асмодей! — заклинала старуха. — Самиэль, Самиэль, Самиэль!
Дым стал густеть и окрасился в красный цвет, почти целиком скрыв от Хольгера сгорбленную фигуру старухи. Он привстал с табуретки. Ему показалось, что над котлом нависло нечто змееобразное, полупрозрачное… О небо! Он увидел, как вспыхнули пурпурные глаза и это нечто оформилось в человеческую фигуру!