Вплоть до конца XV века нельзя найти свидетельств, что в Великом княжестве Московском оспаривали «русскую» принадлежность данных владений Великого княжества Литовского и вообще выдвигали претензии на его земли как на «русские». Титулатура «Русский» правителей Литвы признавалась Москвой безоговорочно. В то же время между Москвой и Литвой разгорелся конфликт как раз вокруг духовно-конфессиональной составляющей понятия «всея Руси». Он был связан с фактическим переносом центра Русской православной митрополии в Москву в начале XIV века. Весь XIV и XV века шло противостояние между церковными иерархами земель, входивших в Великое княжество Литовское и стремящихся выйти из-под власти московского митрополита, и желанием Москвы не упустить эту православную паству. История этого противостояния драматична и сложна, она завершилась фактическим разделом сфер влияния. Но, что важно, при этом и в Великом княжестве Литовском, и в Московском государстве окреп и стал господствующим дискурс о тождественности понятий «русский» и «православный». При его экстраполяции в сферу политической практики страна, претендующая на роль охранителя истинной веры, должна была неизбежно прийти к идее строительства Русского православного государства на территориальной основе всех земель, население которых исповедует или исторически исповедовало православие.
Более динамичным, несомненно, было идеологическое развитие Москвы. Уже в конце XV — первой трети XVI века здесь возникла мессианистская концепция «Государства всея Руси» как Нового Израиля, нового богоизбранного народа, единственно правильно верящего. И это предполагало строительство Православного Царства, населенного всеми православными христианами. В том числе и ошибочно живущими в Великом княжестве Литовском… Напротив, как показал И. А. Марзалюк, Великое княжество Литовское с его религиозным плюрализмом и сильным воздействием католицизма пришло во второй половине XVI — начале XVII века от парадигмы тождественности «русского» и «православного» к идее близости понятий «русский» и «славянский» и к доминанте в понятии «русскости» этнической, а не религиозной составляющей (русин оставался русином и при смене веры)[76].
Принципиальный для московской стороны спор о принадлежности земель бывшей Киевской Руси был воплощен здесь, по крайней мере поначалу, не в понятии «всея Руси», а в понятии «вотчины». Понятие это возникло около 1503 года в контексте спора о легитимности выезда на службу Ивану III литовских князей «с вотчинами». Московские дипломаты отстаивали идею, что вотчиной Ягеллонов являются Польша и Литва, а все остальное — «…то вотчина наша. И не только то наша вотчина, которые ныне города и волости под нашей властью: и вся Русская земля, Божьею волею, из старины, от наших прародителей наша отчина». Это первый случай подобной формулировки, прозвучавшей в январе 1503 года.
На переговорах с посольством С. Глебова 1504 года понятие «Русской земли» было Москвой уже раскрыто: «их [Ягеллонов] отчина — Польская земля да Литовская… вся Русская земля, Киев, и Смоленск, и иные города, которые литовский великий князь Александр за собою держит… с Божьей волею, из старины, от наших прародителей наша отчина». Здесь впервые и прозвучало требование: «…и если захочет с нами брат наш и зять Александр король и великий князь быть в братстве и в любви и в прочной дружбе, и он бы нам нашу отчину, Русские земли все, Киев и Смоленск и иные города, которые он прикрепил к Литовской земле, отдал бы». В свою очередь, правители Великого княжества Литовского заговорили о «своей вотчине из старины»: половине Новгорода, Пскове, Твери, Вязьме, Дорогобуже, Путивле и всей Северской земле[77].
На переговорах 1517 года впервые была озвучена новая «историческая» версия того, как русские города оказались в составе Литвы: их якобы передал государь всея Руси Иван III как приданое за княгиней Еленой Ивановной, «для свойства и для того, чтобы кровь христианская впредь не лилась, он тогда эти города передал Александру королю». Интересно, что Москва не ссылалась на древних киевских князей, а сочиняла совсем недавний прецедент: русские правители жалуют земли, их новые обладатели не соблюдают договор, оказываются клятвопреступниками, и московский государь просто вынужден пойти на «свое дело», покарать нарушителей договора и восстановить попранную справедливость.
76