«23 Апреля, в день, освященный лучезарным солнцем, Московские жители стекаются в Кремль, чтобы принесть благодарение во Храме Бога Богов и Царя Царей. Звон колоколов, песнь торжествен наго молебствия, толпы радостного народа, покрывающего Кремлевскую площадь, стечение Чиновников, Дворян и купцов, молящихся во храме и на паперти, живая радость, написанная на всех лицах, из уст в уста перелетающее имя Великаго Избавителя Европы — все представляло величественную картину, которая пленяла взоры и трогала сердца. <…>
Три дня сряду торжественный звон не умолкал в Столице; три вечера сряду яркое освещение города удаляло ночную темноту и привлекало толпы народа. Жители гуляли по улицам и веселились ночью как днем. Прозрачные картины аллегорические, эмблемы, девизы, надписи в честь и славу Монарха, гремящая во многих местах музыка, стихи, петые хорами певчих, тысяча экипажей, обтекающих город, — представляли волшебное зрелище. Никогда радость не была живее и признательность подданных к их государю справедливее!»[399]
«Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слезы свидания! С каким единодушием мы соединяли чувства народной гордости и любви к государю! А для него какая была минута!» (VIII, 83) — так А. С. Пушкин в 1830 году передал саму атмосферу победоносного 1814 года, всё то, о чем в это время говорилось в журнальных и газетных статьях, торжественных речах, проповедях, одах, куплетах, кантатах, стихотворных и прозаических надписях к аллегорическим картинам и эмблемам, а также в письмах, дневниках и воспоминаниях современников. Конечно, в исторических источниках можно найти много любопытных для нас подробностей. Вот, например, — из письма А. Я. Булгакова брату от 27 апреля 1814 года:
«Во многих местах были пресмешные картины. Известный старик Дризен написал, из немецкого усердия, государя, попирающего Наполеона в виде черта, с надписью: „И с чертом сладил!“ — но народу не понравилось видеть черта возле ангела нашего; мужик подошел и вырезал вон черта Наполеошку, оставив только государя»[400].
Но вернемся к празднествам в Москве.
24 апреля — великолепный бал, устроенный московским дворянством в доме А. И. Моркова на Большой Никитской. Дом Благородного собрания на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда сильно пострадал во время пожара 1812 года, но государь прислал на его восстановление 150 тысяч рублей — и на балу все ликовали и веселились, гремел оркестр, хор певчих исполнял куплеты, сочиненные на случай торжества:
25 апреля состоялось торжественное собрание в Императорском Московском университете. Профессор Р. Ф. Тимкомский произнес речь «Торжество Московских Муз, праздновавших громкие победы, и достославное покорение гордой столицы Франции». И в университете звучала музыка, пелись хором куплеты, читалась ода на взятие Парижа.
В тот же день в доме С. С. Апраксина был дан великолепный маскарад для дворянства и купечества. «Как приятно было видеть Русский наряд! — писал „Вестник Европы“. — Все дамы были в богатых сарафанах. Очарованному воображению казалось, что тени древних Бояр Русских воскресли, и что молодые красавицы из уединенных теремов своих перенеслись на театр наших блестящих увеселений»[402].
26 апреля «угощал Москву маскерадом» П. А. Поздняков. И там гремела музыка, пел хор, царило веселье. В зале для всеобщего обозрения была выставлена аллегорическая картина: на быстрой колеснице мчится Александр I, Минерва венчает его лаврами, под колесами лежит обезглавленное чудовище; донской казак снимает цепи с прекрасной женщины-Европы на фоне парижских башен, а парижане вместе с детьми бегут к русскому императору, обнимают его колена и осыпают цветами.
После небольшого перерыва торжества возобновились.
10 мая в доме С. С. Апраксина артисты Московского Императорского театра дали концерт. 13 мая П. А. Поздняков представил в своем доме спектакль в пользу русских воинов, раненных под стенами Парижа. 19 мая московские дворяне по подписке устроили необыкновенно пышный праздник в доме Дмитрия Марковича Полторацкого за Калужскими воротами.