1. Племянник в письмах дяди
«Племянник мой уехал в Екатеринослав; жалею, что ты не застал его в Петербурге. Читал ли ты некоторые отрывки из его поэмы, напечатанные в петербургских журналах? и что ты о них думаешь?»[565] — писал В. Л. Пушкин П. А. Вяземскому из Москвы в Петербург 3 июня 1820 года.
Вряд ли нужно комментировать письмо Василия Львовича. Разве что пояснить: в письме речь идет об отрывках из первой и третьей песен поэмы «Руслан и Людмила», увидевших свет в апреле 1820 года в журналах «Невский зритель» и «Сын Отечества». В данном случае просто хотелось бы еще раз обратить внимание на постоянный интерес Василия Львовича к творчеству племянника, на всегдашнее желание ему добра: ведь как было бы хорошо, если бы Александр, покидая Петербург, встретился с другом…
То же — в письме П. А. Вяземскому от 21 июня 1820 года из Москвы в Варшаву:
«Каченовский в последнем нумере своего журнала грянул на моего племянника, но критика московского Фрерона не умалит дарований нашего молодого поэта. Я надеюсь, что пребывание его в Екатеринославе будет для него полезно, и радуюсь сердечно, что г. Капо-Дистрия к нему хорошо расположен»[566].
Василия Львовича возмутило «Письмо жителя Бутырской слободы», напечатанное в 11-м номере «Вестника Европы» за 1820 год. Да и как было не возмутиться этим первым критическим откликом на поэму «Руслан и Людмила».
«Возможно ли просвещенному или хоть немного сведующему человеку терпеть, когда ему предлагают новую поэму, писанную в подражание Еруслану Лазаревичу? — писал критик. — <…> Но увольте меня от подробностей и позвольте спросить: если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: здорово, ребята! Неужели бы стали таким проказником любоваться?»[567]
Автором «Письма..» был А. Г. Глаголев, но В. Л. Пушкин этого не знал и считал, что «Письмо…» написал редактор «Вестника Европы» В. Т. Каченовский. Его-то и назвал Василий Львович московским Фрероном — по имени французского публициста и критика, известного своей враждой к Вольтеру.
Откуда Василий Львович узнал, что Каподистрия хорошо расположен к его племяннику? Но кто бы ни сообщил ему об этом, он сердечно порадовался. Умея даже в плохом находить хорошее, добрый дядюшка надеялся, что пребывание молодого поэта в Екатеринославе пойдет ему на пользу.
И еще одно письмо П. А. Вяземскому от 23 сентября 1820 года в Варшаву:
«Третьего дня я был у И. И. Дмитриева, и читали вместе рецензию Воейкова, который чрезвычайно нападает на племянника моего. Я знаю новую поэму только по отрывкам, но кажется мне, что в них гораздо больше вкуса, нежели во всех стихотворениях господина Воейкова. <…> Племянник мой ездил на Кавказские воды и написал там какие-то стихи, которые я еще не читал и не имею. Генерал Инзов его любит, и я надеюсь, что в нашем поэте прок будет. Необузданная ветреность пройдет, а талант и доброе сердце останутся при нем навсегда»[568].
В. Л. Пушкин вместе с И. И. Дмитриевым читал «Разбор поэмы „Руслан и Людмила“, сочин. Александра Пушкина», напечатанный в «Сыне Отечества» в 1820 году. Член «Арзамаса», друг В. А. Жуковского и А. И. Тургенева, автор «Разбора…» А. Ф. Воейков счел возможным выступить с оскорбительной критикой в адрес Александра Пушкина. Похвалы, высказанные в начале его статьи, утонули в ливне мелочных придирок, касающихся поэтического языка пушкинской поэмы:
Вопрошать немой мрак — смело до непонятности, и если допустить сие выражение, то можно будет написать: говорящий мрак, болтающий мрак, болтун мрак; мрак, делающий неблагопристойные вопросы и не краснея на них отвечающий; жалкий, пагубный мрак!
То есть с красным, вишневым лбом. <…>
По-русски говорится: светлеет мир в его очах. <…>
Цвет пустыни можно сказать, но уединение заключает понятие отвлеченное и цветов не произращает»[569].
И так далее и так далее. Язвительная насмешливость и назидательность тона А. Ф. Воейкова чего только стоят!