Говоря о следующем принципе, т.е. о «выходе за пределы первоисточников», Налимов несколько отвлекается от гностического дискурса, воздавая должное русской идеалистической философии, которая в подавляющем большинстве случаев так и не стала «своей» для православной церкви в России. Не говоря о том, что и философии как таковой в России, в отличие от Европы, долгое время попросту не было. Вновь слово автору:
«4) Выход за пределы первоисточников. Православие в своем стремлении сохранить чистоту вероучения настороженно относилось к секуляризации. И тем не менее история русской философской мысли – это в значительной степени секуляризация Православия. Вспомним здесь хотя бы такие имена, как Ф. Достоевский, Л. Толстой, В. Соловьев, о. С. Булгаков, о. П. Флоренский и многие другие… Секуляризация, естественно, приводила к конфликтам с Церковью той или иной степени серьезности. За последние десятилетия эта нить русской мысли порвалась – может быть, из-за того, что общегосударственная цензура стала существенно строже. А может быть, в связи с тяжелой духовной атмосферой иссяк и духовный импульс?»16
Последний вопрос, конечно, сугубо риторический, хотя в тексте книги он, кажется, и замаскирован под обычный. Мне, например, видится неслучайным то обстоятельство, что в ранние 90-е годы, когда степень свободы совести и вообще уровень гражданских свобод и в России, впервые в ее истории, были весьма высоки, Налимов, путешествуя по западным странам, в своем «Канатоходце» положительно отозвался в смысле наличия духовных поисков, помимо самой России, лишь об одной стране – о Нидерландах, где уровень прав и свобод личности в последние лет 40-50 объективно является одним из высочайших в мире. Это и неудивительно. Ибо не может быть никакой «духовности» в деспотической и клерикальной стране. И никакого высокого Гнозиса в ней тоже не приживется: деспотия – это всегда архонты (от греч. arhon – «управитель»).
Налимов, который был вскормлен в немалой степени и русской культурой, отмечает вклад русской философии в развитие софиологии, которая изначально зародилась именно в недрах античного гностицизма, причем именно драме Софии почти целиком посвящен самый обширный (383 страницы коптского папируса) сохранившийся гностический текст – Pistis Sophia. Василий Васильевич пишет в этой связи:
«До сих пор мы говорили о резком противостоянии Православия и гностицизма. Но это противостояние несколько смягчается тем, что не в Православии самом, а в его философской секуляризации шло что-то очень похожее: русское учение о Софии также было мифологической моделью космогонического звучания»17.
Ересеологи-ортодоксы были склонны преувеличивать количество гностических учений и школ. Весьма спорными представляются приводимые ими «свидетельства» о «сифианах», «барбелоитах», «офитах» и т.п. Однако Налимов, говоря о гностицизме как о гетеродоксальной традиции, упоминает школу, в которой немалое разнообразие взглядов на мир действительно имело место – о валентинианах:
«Но вернемся к гностицизму. Там даже в пределах одного направления допускалось множество ветвлений, не конфликтующих друг с другом. Так, скажем, для одной из широко известных школ гностицизма – Валентинианцев – даже в сохранившихся сейчас источниках можно найти много независимых версий, далеко отклонившихся от учения основателя школы. Ириней писал об этом направлении: ―Каждый день каждый из них изобретает что-то новое, и ни один из них не оценивается высоко до тех пор, пока он не проявит своей активности в этом направлении»18.
Мой рассказ о Василии Налимове как гностике подходит к концу; и сейчас – небольшой эксклюзив, пока нигде не опубликованный даже в Интернете. Вот что говорила 13 апреля 2013 года жена Василия Налимова Жанна Александровна Налимова-Дроганова на Международном симпозиуме «Пути Гнозиса», последний день работы которого проходил в Москве в Булгаковском доме.
«Василий Васильевич Налимов упоминает о гностиках в разных своих философских работах, и он к гностицизму относился, естественно, очень серьезно, и не мог не относиться к гностицизму серьезно, потому что по корням он был коми, а отец его был настоящим шаманом, и для него целостность мира была естественна, поэтому он и в науке всѐ время объединяет восток и запад, рациональное и иррациональное. Его даже цитировать не разрешали оттого, что его ссылки в научном плане были просто недопустимы. Что в разных своих работах он говорил о Гнозисе? Здесь важно то, что, действительно, в этой Школе мистического анархизма он провел десять лет, он был посвященным рыцарем, но в 20-е годы всѐ было уничтожено. И они придерживались древней традиции, основанной на христианском эзотеризме, то есть опирались на гностицизм… То есть он один из первых в нашей стране открыто сказал о том, что гностицизм – это мировоззрение, и он на самом деле был апологетом гностицизма. У Василия Васильевича в еще неопубликованной книге ―В прошлом и в настоящем есть глава о Гнозисе».