Чувство глубокого счастья охватило Пятова. Облокотившись на каменный парапет набережной, он смотрел, как весело плескались внизу прозрачные волны. Река уже освободилась от сковывавшего ее льда, и вода в ней струилась легко и свободно, искрясь и переливаясь на солнце. «Господи, неужели все будет так, как мечталось?… Неужели суждено мне такое счастье?…» — думал Василий Степанович, пристально глядя вниз на пляшущие волны.
Когда он вернулся домой, Варя по одному его виду поняла все, что произошло. Она бросилась к нему, и Василий Степанович молча целовал ее душистые, мягкие волосы…
Проездом через Москву Пятов посетил знакомого купца.
— Дела складываются как нельзя лучше, любезный Афанасий Ильич, — весело сказал он. — Великий князь утвердил мой проект. Но Ижорские заводы своего чугуна и железа не имеют, а должны с уральских заводов получать, да к тому же только раз в год. А с моего потребное количество можно доставить дешевле и в любое время. Для этого я свой завод и буду теперь оборудовать. Бери с меня, любезный, какой хочешь процент, только дай мне взаймы еще тысяч сорок.
Купец долго отказывался и, наконец, под большой процент дал деньги. Но даже это не омрачило радости Пятовых. Счастливыми уехали они на Раменский завод.
***Вторую докладную записку Пятова морской ученый комитет под давлением общественного мнения постановил направить на отзыв на этот раз русскому специалисту. По распоряжению адмирала Чернявского, временно исполнявшего обязанности председателя комитета в связи с болезнью вице-адмирала Матюшкина, докладная была передана поручику Русиловичу. В письме на его имя говорилось, что морской ученый комитет, исполняя волю его императорского высочества генерал-адмирала, принял к рассмотрению вторую докладную записку Пятова. Комитет обращается к господину поручику с просьбой дать таковой отзыв. В конце стояла подпись адмирала Чернявского.
Русилович, еще не читая докладной, знал, как он поступит. О, конечно, он не только уничтожит проект Пятова, но и воспользуется случаем, чтобы противопоставить этому проекту свой собственный. Вот уже тогда успех обеспечен!
— А не думаешь ли ты, дорогой Генрих, — сказала Клара Ивановна, когда муж рассказал ей о своих планах, — что неловко одновременно с уничтожением чужого проекта предлагать свой? Ведь и ребенку будет ясно, какие мотивы руководят тобой.
— Ах, Клара, ну как ты не понимаешь! — с досадой воскликнул Русилович. — Ведь комитет теперь будет заинтересован поддержать проект русского инженера и тем реабилитировать себя в глазах общественности. Комитету важно будет доказать, что он вовсе не собирается топить каждый русский проект в угоду иностранцам. Кроме того, я могу рассчитывать на поддержку Швабе.
— Но ведь господин Гобс не советовал тебе делать этого?
— Боже мой, до чего ты непроницательна, мой друг, — с тонкой усмешкой возразил жене Русилович. — Ну, неужели ты до сих пор не заметила, что я шел с Гобсом только до тех пор, пока он был мне нужен? Теперь этот англичанин мешает мне, и я живо уберу его с дороги. Не забывай, что он все-таки иностранец, а я в России у себя дома…
Русилович, приступив к составлению отзыва на проект Пятова, исходил из уже знакомых ему старых образцов прокатных станов. Все предлагаемые изобретателем новшества он отверг: ведь потребуется небывалое искусство и немыслимые издержки, чтобы изготовить мощные валы, какие необходимы в машине Пятова. Кроме того, никакая прокатная машина, писал Русилович, не может обойтись без махового колеса, тем более такая громадная, как машина Пятова. Эти примеры показывают полную техническую неграмотность автора проекта. При этом Русилович обошел молчанием главный довод Пятова о том, что такой прокатный стан уже построен и действует на Холуницких заводах.
О самом процессе сварки листов в прокатном стане он также сделал ряд ядовитых замечаний. При этом материал он черпал отнюдь не из собственного опыта, ибо никакого собственного опыта у Русиловича не было. Но это не мешало ему начисто отрицать все то, что писал Пятов о преимуществах своего способа.
«Не вдаваясь в дальнейшие подробности предложения Пятова, как ни к чему не ведущие, — писал в заключение Русилович, — и принимая во внимание весьма нерациональные рассуждения Пятова по вопросу о приготовлении тяжеловесных листов, можно полагать, что процесс приготовления упомянутых листов Пятову мало известен, и потому, предлагая опыты и доверяя их Пятову, трудно было бы ожидать успешных результатов».