Царь Василий Шуйский лихорадочно пытался удержаться у власти и собрать свою разогнанную армию. Но для этого ему надо было справиться не только с полками гетмана Станислава Жолкевского, занявшими позиции царской армии в Можайске, но и с самозваным царем Дмитрием, посчитавшим в Калуге, что пробил его час, и отправившимся в поход на Москву. Во главе своего войска («все сброд, шляхты мало», — сказал о них Иосиф Будило) самозванец поставил Яна Сапегу, которого сделал своим гетманом. Один за другим на сторону царя Дмитрия стали переходить города. Очень быстро волна этих измен дошла до Коломны и Каширы. Здравый рассудок и мужество сохраняли в тех условиях немногие. Зарайский воевода князь Дмитрий Пожарский после столкновения с жителями города договорился (при поддержке протопопа Дмитрия) на том, что ему не будут препятствовать служить действующему царю, а он согласится с тем, кого выберут царем вместо Шуйского.
С можайской дороги угрожало Москве королевское войско, с коломенской, каширской, калужской — «воровское». Единственной силой, способной вступиться за царя Василия Шуйского, были тогда войска «крымских царевичев». Снова, как и за год перед этим, царь призвал их воевать в Московское государство. Но это стало приговором его власти. Крымские татары, получив «поминки» от высланных им навстречу воевод бояр князя Ивана Михайловича Воротынского, князя Бориса Михайловича Лыкова и окольничего Артемия Васильевича Измайлова, «сошлися с Вором в Боровском уезде на реке Наре». Но это был их единственный крупный бой с отрядами самозванца. После него крымские царевичи, сославшись на то, «что изнел их голод, стоять не мочно», ушли за Оку, привычно собирая трофеи и захватывая пленных в украинных городах. Авраамий Палицын так написал об этом призвании крымцев себе на беду: «На царе же Василии за то дары великиа вземше и от всея земля плену, яко скот, в Крымское державство согнашя»[451].
Бояре вынуждены были отойти к Москве и по дороге едва не потеряли остатки артиллерии. На пути самозванца лежал Пафнутьев-Боровский монастырь. Он был взят 5 июля 1610 года, несмотря на героическое сопротивление защитников Боровска во главе с воеводой князем Михаилом Никитичем Волконским, погибшим прямо в храме перед ракой преподобного Пафнутия Боровского. Вслед за этим воинство самозванца расправилось с игуменом, монахами и жителями города. Монастырь и рака чудотворца были разграблены. Спустя десять дней власти Николо-Угрешского монастыря, вероятно, уже знавшие об избиении боровской братии, вынуждены были впустить на постой калужского Вора, снова пришедшего под Москву добывать себе царство[452].
Начало междуцарствия
В столице никто уже не верил в способность царя Василия Шуйского справиться с надвигавшимися противниками. На языке летописца это называлось так: «Бысть же в лето 7118 году, месяца июля, на Москве на царя Василья пришло мнение великое». Впрочем, «мнения» эти были давно известны, только на этот раз нужно было принимать решение, причем безотлагательно, в виду подошедшего к Москве войска самозваного царя Дмитрия. Оборонять город было попросту не с кем. Начались переговоры с бывшими тушинцами, суть которых сводилась к тому, чтобы расчистить место какому-либо новому претенденту, а не тем, из-за кого уже несколько лет продолжалась междоусобная брань. В «воровские полки» ездили «уговариватца, чтоб они отстали от Тушинского». За это обещали свести с престола Шуйского: «А мы де все отстанем от Московского царя от Василья»[453].
453
Новый летописец. С. 99. Сходным образом и почти в тех же словах описывает эти переговоры Авраамий Палицын в своем «Сказании»: «Бывшии же правители у ложнаго царя неправ совет изъявляют защитником царьствующаго града Москвы: „Вы убо оставите своего царя, глаголюще Василиа, — мы такожде оставим своего и изберем вкупе всею землею царя и станем обще на Литву“». См.: РИБ. Т. 13. Стб. 1185.