Царская отставка была освящена решением коллективного съезда (в прямом смысле) — импровизированного земского собора, состоявшегося в открытом поле. В источниках по-разному называется то место, на котором и была решена судьба царя Василия Шуйского: либо радом с Даниловским монастырем, либо «у Арбатских ворот»[457]. В любом случае заметно стремление жителей столицы подкрепить свои действия ссылкой на участие всего «мира», если не всей «земли».
Патриарха Гермогена, делавшего слабые попытки «укреплять» и «заклинать» мятежников, просто не слушали: «Они же отнюдь не уклоняхусь и на том положиша, что свести с царства царя Василья». Боярская дума скоро тоже отказалась от защиты царя: «Бояре же немногие постояху за него, и те тут же уклонишась. Царь же Василей, седя на царстве своем, многие беды прияй, и позор, и лай». Более того, исполнить формальную процедуру перевода царя Василия вместе с царицей «на старой двор» досталось царскому «свояку» князю Ивану Михайловичу Воротынскому. Автор «Нового летописца» заметил по этому поводу, что царь «напоследи же от своих сродник прия конечное бесчестие»[458]. В разрядных книгах объяснено, почему боярину князю Воротынскому удалось уговорить царя Василия Ивановича добровольно отдать царский посох. Конечно, царь не первый год слышал, что «при ево государстве смуты и крови не престали и во всех городех служити ему не хотят». Но на этот раз произошло то, о чем он сам говорил выступившим против него в «неделю сыропустную»: царь подчинялся «прошенью всех людей Московского государьства». Однако если дорогу от боярина до царя уже прошли и Борис Годунов, и Василий Шуйский, то обратный путь, из царей в бояре, был никому не известен.
17 июля 1610 года царь Василий Шуйский «сам съехал и с царицею на свой на старой двор, где жил в боярех». Последние слова можно понять двояко — то ли как уточнение того, где стал жить бывший царь Василий, то ли как указание на его новый статус. Вполне возможно, что вначале царю Василию Шуйскому обещали, что он сможет остаться членом Боярской думы. При сведе́нии царя с престола, как подчеркнуто в разрядах, «бояре ему и все люди крест целовали на том, что над ним никакова дурна не учинити и тесноты никакой не делать»[459]. По сведениям гетмана Жолкевского, привезенным его гонцами в королевский лагерь под Смоленск, царя Василия Шуйского отдали под стражу «князю Лыкову и Нагому». То есть охрана царя Василия была поручена тем, кому он должен был доверять: одному из царских приближенных князю Борису Михайловичу Лыкову и представителю обласканного царем Шуйским клана Нагих[460].
Но свести с престола царя Василия Шуйского оказалось полдела. Надо было еще добиться, чтобы он никогда больше не претендовал на трон. Способ решения когда-то придумал Борис Годунов, навсегда усмиривший царские амбиции боярина Федора Никитича Романова монашеским постригом. Не прошло и трех дней, как все клятвы и обещания, данные бывшему царю Василию Ивановичу, оказались нарушенными. Трудно сказать, кому принадлежала инициатива сослать Василия Шуйского в монастырь. Возможно, что это было частью первоначального плана мятежа, потому что одним из зачинщиков снова выступил известный Захар Ляпунов. Как сказано в разрядной книге, опять «взволновалися немногие дворяне: князь Василей Тюфякин, Михайло Оксенов, князь Федор Мерин Волконской, Захар Лепунов и иные дворяне мелкие, и дети боярские городовые, и стрельцы немногия, и всякия московския земския люди, самоволством собрався, пришли на царя Васильев на старый двор, и царя Василья Ивановича постригли в чернцы и отвезли ево в Чюдов монастырь»[461].
По сообщению «Нового летописца», царь не признал насильственно проведенный над ним обряд пострижения и на все полагавшиеся по обряду вопросы отвечал твердо: «Несть моево желания и обещания к постриганию». Царица Мария Шуйская последовала примеру мужа: «царица ж тако на постригании ответу не даяше»[462]. Однако такую «тонкость», как нежелание бывшего самодержца менять царские одежды на чернецкое платье, обошли своеобразным способом. Вместо царя Василия положенные по чину слова произносил один из участников заговора, князь Василий Тюфякин (по другим источникам — князь Василий Туренин). Патриарх Гермоген не признал насильственного пострига и снова стал называть царя «мирским имянем, царем», а князя Василия Тюфякина «проклинаше и называше иноком». Но отыграть ситуацию назад было уже невозможно.