После двухнедельного пребывания в королевской ставке под Смоленском князей Шуйских ждала скорбная дорога «в Литву». Домой вернется только младший из братьев, князь Иван Иванович Шуйский. 15 (25) ноября 1610 года, согласно записи в дневнике похода под Смоленск короля Сигизмунда III, было решено переправить князей Шуйских в Могилев и Гродно: «Всех троих Шуйских: царя Василия, гетмана Димитрия и дворецкого Московского двора Ивана выслали из королевского лагеря в Могилев»[507]. Автор «Повести о победах Московского государства» сообщал подробности того, как увозили князей Шуйских «в Литву». Дата отправки из королевского лагеря совпала с началом Рождественского поста, и все, как князья Шуйские, так и окружающие, не могли не соотнести значимое церковное событие с тем, что происходило у них на глазах. Князей Шуйских, оказывается, решили везти в стругах (так лучше можно было обеспечить их безопасность). Недалеко от смоленского Троицкого монастыря, где на время разместили князей Шуйских, находилась Кловская пристань. Автор «Повести…» писал: «Полский же король Жихимонт повеле суды на них преизготовити, руским людем повеле всем без оружия быти и за многою сторожею, с великим опасением повеле на Дънепр в суды вести благочестиваго государя царя и великаго князя Василия Ивановича. Смольяне же тогда, видевше государя своего ведома от иноверных, в велицей печали бывше, много слезно от сердца безутешно рыдающе и недоумевающеся, что сотворити и како государю своему в толицей беде помощи, понеже бо и сами в руках иноверных и без оружия. Аще бы было у них оружие, то бы не могли в толицей беде видети государя своего и живы быти». С этого момента и далее Василий Шуйский тоже не раз прольет слезы, переживая превратности своей судьбы.
На самой грани ставшего уже неизбежным отъезда «царя Василья» из Московского государства что-то сдвинулась в сердцах его бывших подданных. Те, кто еще недавно проклинал и винил князей Шуйских во всех бедах, готовы были снова поддержать их в падении. Но, увы, оказалось поздно, и этот позор выдачи царя в плен королю Речи Посполитой, воевавшему под Смоленском, останется навсегда. Преданный всеми князь Василий Шуйский даже в этом подневольном состоянии нашел утешение для своей гордости. Когда его сажали на струг, он запел слова из молебна, «певаемого во время брани против супостатов, находящих на ны». Именно так должны были прочесть провожавшие царя смоленские жители слова хорошо известного им ирмоса (молебной песни): «Он же, государь, яко незлобивый агнец, идяше, на страны позираше и, видев своих людей, слезы испущаше. Сед же в насад и воспет Богу песнь своими царскими усты, ирмос 8 гласу: „И векую мя отринул еси от лица Твоего, свете незаходимый, и покрыла мя есть чужая тьма, окаяннаго. Но обрати мя, и к свету заповедей Твоих пути моя направити молю Ти ся“»[508]. Мученическая участь царя Василия чем дальше, тем больше делала его жертвой, а не виновником переживаемых обстоятельств самой тяжелой годины Смутного времени.
Триумф короля Сигизмунда III
1611 год стал самым удачливым для всего царствования короля Сигизмунда III. Никогда ранее он не достигал того всеобщего обожания и восхищения, с которыми подданные встретили пленение московского царя Василия Шуйского и взятие Смоленска. Разгром давнего врага — «москвы», чья столица тоже оказались в руках поляков и литовцев, — воодушевлял Речь Посполитую. Все эти знаменательные события оказались связанными еще и с переносом столицы из Кракова в Варшаву. Если в Вавельском дворце в Кракове король Сигизмунд III постоянно находился в окружении мятежной шляхты, то в варшавском дворце он сам становился хозяином положения. В Вильно и Варшаве возвращавшегося из двухлетнего московского похода монарха Речи Посполитой ждал сплошной парад панегиристов. Придворный художник Томмазо Долабелла начал работу над впечатляющими полотнами, где грандиозная фигура короля Сигизмунда III на коне, в национальном польском костюме и с булавой попирала поверженный труп москвича, как Георгий Победоносец — змея[509]. На другом варианте картины смоленского триумфа король Сигизмунд III переодет уже в западноевропейский костюм, он доминирует над всем на этом огромных размеров полотне и заслоняет собою виднеющиеся в отдалении башни Смоленска. В углу нарисована теряющаяся на его фоне группа людей в русских одеждах, на которой, вероятно, изображен сам московский царь Василий Шуйский с братьями[510].
509
См.:
510
Первая картина не сохранилась и известна только по гравюре. Ю. М. Эскин высказал обоснованное предположение, что на ней изображены члены московского посольства патриарх Филарет и князь Василий Васильевич Голицын. Вторая картина Долабеллы экспонируется сегодня в Вавельском королевском дворце в Кракове (по иронии истории в том самом дворце, который король Сигизмунд III оставил после своего Смоленского триумфа).