Шульгин так и не принял советского гражданства. В его „Виде на жительство“ в графе „Подданство“ до конца дней стояло: „Российское“.
Василий Витальевич говорил близким людям, что в изданиях последнего времени ему не дали сказать того, что он хотел сказать на самом деле. Полное издание книги „Годы“ не состоялось, так как было связано с такими купюрами, на которые Шульгин не мог согласиться. Его многократные призывы издавать его сочинения без купюр, как это было при Ленине, не были услышаны.
„…Мы, дети черных дней России, забыть не в силах ничего…“ Эти Блоковские слова, которыми Василий Витальевич надписал свои „Дни“, можно по праву считать эпиграфом и главной темой лучшей, значительной части его творчества. Память „черных дней России“ Шульгин хранил до конца дней своих и до конца дней передавал ее нашему поколению. А тот, кто судит грешных, пусть вспомнит апокалиптическое пророчество о тех „днях“ и „годах“, когда дано было черным силам вести войну со святыми и победить их.
Загадочным для всех было долголетие нестареющего душой старца, которому довелось испытать так много бурь. Когда-то в Париже, ему, уже изгнаннику, было предсказано. Нам, друзьям его последних лет, глядя на него, казалось, что и действительно Василий Витальевич непременно доживет до эсхатологически важных перемен в России.
В религиозных вопросах Шульгин был вольнодумцем, хотя в Бога и бессмертие души верил несомненно. В последнее время заметно стало, что его бодрый ум, всегда ищущий и требовательный, все более смирялся перед Соборным Разумением Св. Церкви. Искреннее уважение к традиционным формам русского православного благочестия никогда не покидало Василия Витальевича, и умер он под иконами, у которых горела лампадка. Среди нескольких икон Василия Витальевича было две маленьких, особенно им любимых — Св. Дмитрия Солунского — ради сына Димитрия, о котором он давно не получал известий из США и очень беспокоился, и Сретения Господня. Ее и возложили на него, положенного во гробе.
Умер Василий Витальевич точно в день Сретения Господня, в час, когда в наших храмах оканчивается литургия оглашенных и начинается литургия верных. Почему и провожавшие его в последний путь нет-нет, да и возвращались мыслями к Евангельскому Симеону, пережившему века, чтобы воочию убедиться, что „не изнеможет у Бога всяк глагол“. В наш быстротекущий век политический деятель и писатель Шульгин пережил несколько эпох трагической русской истории. Осталось тайной, что предстало в час смерти его духовному зрению. Кто знает, может быть, его духовное око увидело спасение и славу многострадальной России „перед лицом всех людей“? Это вопрос веры, веры в Россию, и упрямо твердит сердце, что эта вера нас не постыдит.
Иеродиакон Варсонофий (Хайбулин).
Москва. Февраль 1976 года».
Письмо Людмилы Егоровны Марининой, опекунши В. В. Шульгина, Р. Г. Красюкову, составителю книги В. В. Шульгина «Тени, которые исчезают»
«5/III-76 г.
Здравствуйте Ростислав Григорьевич и все остальные ваши родные!
Ростислав Григорьевич, отвечаю на ваше письмо, пишу о Василии Витальевиче, он все себя чувствовал хорошо, но в январе месяце переболел гриппом, два дня ничего не кушал, затем поправился, но в ночь на 15 февраля он почувствовал боль в груди и принимал таблетки от грудной жабы, затем утром полчаса восьмого пошел спать, как обычно он ночью сидел, а днем спал, и я пошла в магазин. Ему сказала, что я пошла и скоро вернусь, прихожу, а он лежит уже мертвый, я даже не поверила, думала, он спит, но он мне не отзывался, и я пошла в больницу, пришел врач и сказал, что он скончался, вот так быстро и всё был на своих ногах. Хоронили мы его 17 февраля, возили его в церковь, там был он всю обедню, гроб у него был обитый шелком и с кистями, затем из церкви прямо на кладбище, схоронили рядом с женой. Было много народу из Москвы, в общем, всем очень понравились похороны, и все уехали довольные. Но, конечно, мне досталось всех больше хлопот. Ну вот у меня пока всё. До свидания»[551].
ХРАНИТЕЛЬ ВРЕМЕНИ, ИЛИ ПОКАЯНИЕ ШУЛЬГИНА
Как подвести итог этой судьбы? Возможно ли это в принципе?