– Бежим, – прикрикнула я, поворачивая к лестнице.
И резко остановилась, когда мой взгляд упал на маленький рисунок черной птички на теле парня, отчего сердце тут же пропустило несколько ударов.
– Вася? – Алина потянула меня за руку в сторону лестницы, но я не сдвинулась с места. Блинчик старательно держалась за мысль, что нам пора уходить, и не смотрела по сторонам, а я отвлеклась сразу, как вышла в коридор и наткнулась на рисунок.
– Не может быть… – прошептала я, отпуская руку Алины и передав ей ключи. – Иди в машину, я сейчас.
Я чуть подтолкнула ее к выходу, но она не поддалась и округлив глаза, уставилась на того парня, у которого была эта татуировка. Это был Тимур. Он опустил глаза, и мы с ним встретились взглядом. Все вокруг остановилось, и я слышала только как гулко бьется мое сердце в ушах, заглушая весь мир за моей спиной.
Сорвавшись с места, я, как дикое животное набросилась на парня, толкая его в грудь. Вжав Тимура в стену, я надавила рукой на его шею, сильнее вдавливая того в стену.
– Откуда у тебя татуировка? – закричала я, приподнявшись на носочки.
– Отпусти, – кряхтел он не вырываясь.
Я слышала, как Алина сзади пискнула, но не подошла ко мне. В таком состоянии меня лучше не трогать.
– Откуда она у тебя? – снова закричала я, вжимая Тима в стену. – Откуда у тебя, черт возьми, эта татуировка?
– Алина, убери ее, – просипел Тимур.
Он все еще не пытался вырываться и просто стоял, вжатый в стену, красный, с руками, свисающими вдоль тела, которые вздрагивали иной раз, не боясь того, что я могу сделать.
Тим бесстрашно смотрел мне в глаза, и не понимал, что ходит по лезвию моего кинжала.
– Вам нужно уходить, – сказал он, когда я сильнее надавила на него. – Вася, для Корсака это игра. Просто уходи.
И передо мной встал очередной выбор: настоять и узнать, откуда у него эта чертова татуировка, или спасти наши с Алиной задницы. Я, естественно, выбрала второй вариант.
Переборов себя, я, резко убрав руку, смерила его злобным взглядом, пытаясь убедить себя в том, что сделала правильный выбор. Наши жизни ценнее того, с чем связан этот треклятый рисунок. Я смотрела на Тимура, схватившегося за свое горло, но не отступившего в сторону, не обезопасившего себя от возможного нападения с моей стороны и думала о том, где я ошиблась?
– Уходи! – сипло повторил он, не отрывая от меня взгляда. – Нет времени меня пожирать меня взглядом.
Я бросила на него быстрый, наверное, полный негодования, взгляд, отвернулась и спустилась вниз по лестнице, не выпуская руку Алины, которая вцепилась в меня мертвой хваткой. Когда мы сели в машину, мне стало дурно. Жутко хотелось плакать, а такое со мной бывало довольно редко. Сейчас меня будто на куски разрывало, как в старые, недобрые времена. Я чувствовала, как все то говно поднимается к горлу и душит меня. Снова.
Одна единственная слеза скатилась по моей щеке, я ее смахнула, почти ударив себя рукой. Выдохнув, я завела машину и быстро выехала за пределы этого ужаса.
– Я не требовала от тебя рассказать мне, откуда у тебя черный орел, но может все-таки расскажешь? – начала Алина, когда я вроде как немного успокоилась, но на самом деле я не успокоилась, а умело снова закопала и сдержала в себе все это дерьмо, чтобы оно не выплеснулось на окружающих меня людей. – Или ты мне не доверяешь?
Выезжая из этого притона, я даже не оглянулась на людей, собравшихся у входа и смотрящих вдаль, они быстро забылись в моей голове. Вывернув на дорогу, мы словно попали в другой мир – черный лес с редкими машинами, едущими навстречу, это место приобретало больше мистики, и лишь усугубляли моральные стенания моей гнилой душонки.
– Aquilae nigrae – это черный орел с латинского языка, – прошептала я, шумно вздыхая. – Когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, у меня были проблемы определенного характера, – на самом деле эти проблемы были всегда. Просто именно в тот момент я стала давать отпор. – Меня бесил человек, которого из меня растили. Я ненавидела все эти тренировки, зубрежки. Все эти «ты должна»! Я ненавидела магию и абсолютно все, что было с ней связано. В какой-то момент я достигла своего пика и бросила все: тренировки, уроки и прочую хрень, наплевав, что мама будет недовольна. – Я наконец-то решила выбрать себя. – У нас не было свободных денег, чтобы отправить меня куда-нибудь проветрить мозги и потому, когда мне сказали, что взяли путевку в лагерь в Боровом, я не удивилась, потому что только на это денег нам бы и хватило. Я охренела, когда приехала туда и поняла, что это непростой лагерь, а школа-интернат для «особенных» детей. Меня нагло обманули. – То было сложное время, потому что я буквально ненавидела себя и всех вокруг. Даже сейчас я понимаю, что тогда мама должна была прислушаться ко мне, а не поступать по-своему. Прислушайся она ко мне, возможно все сложилось бы иначе. – У меня к тому времени не было друзей. Никаких. А разговаривала я с набивными грушами, которые лупасила по вечерам. Мило, правда? Я была одиночкой и одна вела войну против мира. – Я боролась с самой собой, слишком поздно поняв, что это не я враг, а система которой руководствуется мама. – А в лагере я подружилась с двумя парнями, которые за короткий срок для меня стали лучшими, что очень поразительно. – Я всегда плохо сходилась с людьми, а после их предательства, стало еще хуже. Я сама себе не верю. – Они помогли мне снова полюбить то, от чего я отрекалась. Саймон и Зен Хадзис, – я заметила, как Алина удивленно обернулась ко мне. Все так реагируют на их имена. – Парни греки с отцом политиком и мамой лингвистом, объезжающие весь мир. Они оба маги. – Говорить о них, это тоже самое, что резать ножом по живому сердцу. Я не просто так никогда не рассказывала о них Алине. – У нас были планы. Грандиозные планы. Мы хотели горы свернуть. И самое страшное, что я могла сделать, так это поверить им. Поверить в нас. – Доверие – это то, чему невозможно обучиться. – И чтобы увековечить нашу дружбу, мы придумали этого черного орла, будто мы такие же независимые дети, которые были отвергнуты обществом. – По сути, лишь я одна была отвергнута. Мир любил их, но не меня. – А это было нашим рисунком, только у нас троих. Мы его сами придумали. – Тяжело вспоминать о том времени и очень страшно погружаться в старые воспоминания. – Все началось с Саймона, который внезапно порвал все связи с семьей после одного лета. Я провела там одно лето, а после перевелась в школу-интернат. На лето мы разъехались по домам, а когда вернулись все изменилось. Без понятия, что Саймона по голове стукнуло, но он с чем-то решил бороться, но с чем и против кого он собрался начать войну нам не объяснил. – Скоро я от мамы узнала, что Саймон не придумал ничего умного, как бороться против чего-то вместе с Андре, став его союзником. Она сказала мне об этом, когда я не вовремя зашла к ней в кабинет. Видимо она только рассказала об этом отцу Саймона, тот сначала плакал, а потом увидев меня, вскочил на ноги и с криком, он мне больше не сын, выбежал в коридор, хотя его пытались остановить. Маме пришлось объяснить мне, что происходит, ибо я сама попытались бы узнать, доставив ей неприятности проникновением на базу. – От него отец отказался, а Зену тяжело это было принять.