Не знала я этого, и еще горше на душе стало. Теперь волей-неволей - но не уйти мне от супруга нелюбимого.
- Не дам я царство в обиду, - шепчу тихо-тихо. - Ты прости, скоморох подневольный, глупый люд за шутки его, за то, как над тобой потешается. Я дам тебе скоморох серьги свои золотые - беги хоть ты на волю.
Улыбнулся он - грустно-грустно.
- Разве можно за смех сердиться, - головой качает по-доброму. - Но не помогут мне серьги, Царевна. Муж твой колдовством владеет, но каким не могу я молвить. Узнай ты секрет его, и оба мы свободны стали бы. Прости меня и ты, царевна.
Но за что, не сказал, как я ни выпытавала. - Полюбуйся со мной закатом свободным, - только молвил.
Глубоко в душу мне запали слова скомороха. И решилась я на хитрость пойти. Кару за то принять готова - лишь бы народ спасти, отца да друга.
Три дня и три ночи пировал Иван, а на четвертую ко мне явился. Дыханием зловонным обдает, качает его из стороны в сторону, в уста целовать пытается.
- Погоди, Ваня, - молвила я ласково, - ты, муж мой нареченный, такой дворец за одну ночь воздвиг - силен ты и прекрасен. Вот только нет в дворце нашем - озера с водицей прозрачной - чтоб могла я рубахи тебе расшивать узорами с ним рядом.
Расхохотался Иван и грубым голосом, раскатами крикнул: - Будет тебе озеро! - Вот как будет, так и стану твоею, - храбрюсь, а внутри всё трясется.
Но Ивану вызов мой по нраву пришелся, согласился он.
Велел в светлице своей сидеть, но я ослушалась: выскользнула в сад следом. Смотрю: снял Иван с руки кольцо золотое, потер, и появился пред ним молодец пригожий: пусть кожа синяя и волосы длинные на волну морскую похожи, но статен, а глаза - добрые. Как увидела я их - чуть не ахнула - скоморох то был мой, кто в сердце уже поселился.
Поклонился он Ивану, рукой взмахнул, в ладони хлопнул - и озеро средь сада водной гладью засверкало. Побежала я со всех ног, из сундука, что от батюшки привезла сонных трав достала, растолкала сама руками, да в медовуху насыпала. Как Иван пришел, поднесла ему чарку - мол, выпей, а тот и не отказался. И сразу богатырским сном уснул.
Сняла я скорее кольцо с руки его. Три раза потерла, и явился милый взгляду моему. - Унеси меня скорее, - прошу. Тот медлить и не стал.
Принес он меня на речной берег, усадил у воды прохладной, сам реке да рыбам поклонился.
- Марин - мое имя, царевна, - с грустью, но нежно молвит, а сам лица моего касается, да так, что сердце мое то стучит сильней, то замирает. - Принц я речного народа. Издавна мы с вами бок о бок живем, печали-грусти не ведая. Нравятся нам работяги простые: мужики да бабы, кто рыбу ловить да за водой ходят - кто в поте лица трудятся. Помогали им всегда, чем могли.
Глянула я вдаль, куда Марин смотрел: а там дома - крепкие да ладные, там град наш раскинулся, вот только спит он, дурманом Ивановым опьяненный. Тоска за сердце схватила, горько душе моей стало.
- Как же случилось, что в услужение Ивана ты попал? - выпытываю. - Зачем добрый люд работящий споил? Зачем меня Ивану отдал?
Опустил Марин очи, тоски-печали полные. - Иван поодаль от всех жил, в самой крайней избе, нелюдим был, отца с матушкой не слушал. Ленив, но хитер и тщеславен. Только и искал, как от работ уклониться, где и кого обмануть. Как-то раз шел он с похмела, хотел воды в реке зачерпнуть, чтоб умыться, да упал, утонул бы, но пожалела его сестрица моя - фея речная, на берег выкинула, а он хвать, поймал ее. Лютой смертью грозил: сварить аль изжарить. Заступился я за сестру любимую, взамен жизни ее - сам в услужение пошел. Богатства ему даровал невиданные, да всё Ивану не хватает. Всё царство подавай, но и того мало. О красе твоей слава по народу ходит. Я и сам бывало дождиком в окно постучусь к тебе да погромче, а ты сидишь - ни грозы лютой, ни ветров не боишься - всем силам природы улыбаешься. И я улыбнусь - разгоню тучи, а сам тобой из лужицы под ставнями любуюсь. И молвит Иван - влюби в меня дочку царскую, Василину-Царевну. Воспротивился я: где же видно, чтоб сердце заставить полюбить можно было. Не в моей то власти, - отвечаю. Иван тогда на хитрость пошел: к царю-батюшке с дарами да угрозами. Велел насильно тебя в жены отдать, не то худо всем будет. А покуда кольцо моё заветное у Ивана на пальце - подчиняюсь ему - колдовство свое показал - так, словно Иван то колдует, что сам Иван за ночь дворец воздвиг, что сам Иван всё царство с землей сравнять может.
Замолчал Марин, загорюнился. И мне на сердце тяжко, обняла его горемычного.
- Не виновен ты, - зашептала. А у самой тепло на сердце - все ночи и дни сидеть так, бед не зная. И чтоб принц речной рядом был, моим только.
- Но теперь кольцо у тебя, Василинушка, освободи меня, отпусти к братьям и сестрам, а я колдовство разрушу, Ивана - за тридевять земель выгоню.