Юна Рунова
Василис Прекрасный или как выйти замуж и не превратиться...
Глава 1. Лукоморье и все, все, все
Теплое южное солнце ласкает мою кожу, сквозь темные очки я любуюсь на золотистую полоску песчаного пляжа, который нежно облизывают лазурные волны. Вдруг кто-то загораживает прекрасный вид, я хочу возмутиться, но присмотревшись, понимаю, что новое зрелище куда интереснее.
Высокий голубоглазый брюнет с фигурой греческого Апполона идет в моем направлении. О! У него в руках два бокала! Как мило! Это он со мной, что ли хочет выпить? Он подходит ближе, и я могу разглядеть, какая невообразимо голубая радужка у его глаз. Парень улыбается, и я млею. Вот же! Его просто надо изолировать от женского общества с такой-то улыбкой. Он ставит бокалы на столик у шезлонга, продолжая обворожительно улыбаться. Я слегка отодвигаюсь, когда он усаживает свой умопомрачительный зад рядом. Его черные как смоль волосы переливаются на солнце.
- Соскучилась? – голос бархатный обволакивающий с легкой хрипотцой.
Еще спрашиваешь! Конечно! Всю жизнь можно сказать по тебе тосковала! Снимаю очки, чтобы получше рассмотреть этот подарок судьбы.
- Я очень, - практически шепчет, склоняясь к моему лицу. Я не могу удержаться и разглядываю его нагло и абсолютно двусмысленно. Он красив, очень, но не как сопливые современные мальчики-модели, а по-мужски жестко и непреклонно. При этом, он не похож и на заросших своей брутальностью бабуинов, которых каждый день можно встретить в метро. – Я очень сильно скучал, - шепчет он, и я не могу оторвать взгляд от его губ.
Одна его рука нежно гладит мое предплечье, а второй он ласково берет меня за подбородок и заглядывает в глаза. Его губы легонько касаются моего виска, носа, щек. Не знаю, почему эти невинные поцелуи будят внутри меня целый вулкан, и я уже сама устремляю свои губы к нему навстречу. И…
Вдруг мой прекрасный незнакомец срывается с места и начинает…бодро петь голосом Жанны Агузаровой!
- Этиии желтыееее ботинкииии шагаааают быстрооо пооо асфальтууу! – надрывается красавчик, проделывая умопомрачительные па.
В этот момент я понимаю, что не знаю, были ли в моем роду сумасшедшие и, неуклюже дернувшись в нервном припадке, падаю с шезлонга. Пребольно ударившись одновременно головой и пятой точкой, уж не знаю, как так умудрилась, я открываю глаза.
- Иванка! Ты что тут творишь? – в комнату влетела моя соседка Милка и, выпучив свои и без того большие глазищи, осмотрела место аварии.- Опять до трех свои сказки читала?
Делаю грустную мордочку в надежде, что Мила сжалится и вытащит меня из объятий одеяла, которое будто удав душит мою несчастную тушку.
- Эх, ты! – Милка каким-то чудом, совмещая смех и легкий мат, достает меня из кокона. – Царева, блин! Мы так на работу опоздаем!
Вообще Мила отличная девчонка и мне с ней очень повезло. Мы познакомились, когда я пришла устраиваться на работу. Я как всегда немного опоздала и спешно заполняла стандартную анкету, когда вошла она. Высокая, длинноногая с длинной толстой косой каштановых волос. Глянула на меня свысока и, аккуратно поправив своей белоснежной ручкой с идеальным маникюром выбившийся локон, села в кресло напротив.
Я тогда подумала, что все! Выберут ее, вон какая! Вся словно из рекламы об идеальном сотруднике! А она еще и зыркала на меня как на пугало огородное! Ну, да пришла в джинсах и шлепанцах, но я только с самолета, а место это ждала полгода! Позвонили, и примчалась практически с трапа!
Потом, познакомившись, мы долго хохотали. Милка, как и я, очень хотела получить работу и, увидев меня в таком наряде, жутко занервничала. Вдруг она со своим деловым костюмом не в тему? Да и я ей показалась слишком красивой и самоуверенной, в это правда верилось с трудом: у меня зуб на зуб от переживаний не попадал. Какая уж там самоуверенность с красотой?
Оказалось, что мы пришли на разные вакансии. И нас обеих взяли. Придя на работу в первый день, мы столкнулись у кофейного аппарата и шокировано разглядывали друг друга. Хорошо, Кира Гордеевна – заместитель директора решила нас представить. После ее ухода мы разговорились и, смеясь, решили, что мы обе те еще дурехи.
Помимо работы нас с Милой связывало жгучее желание держаться подальше от своих родных, а также любовь к Петербургу, дождю, котам и какао с зефирками. Этого оказалось достаточно для того чтобы мы спустя неделю после знакомства нашли квартиру недалеко от центра. Комнаты нам сдавала улыбчивая бабушка-блокадница Марья Филипповна, но квартира была настолько большой, что старушку мы видели только по утрам за чашкой кофе.
- Там уже Марья Филипповна вовсю оладьи жарит, - опять сделав большие глазищи, с ужасом сказала Мила и выскочила в коридор.
Подруга как огня боялась добрую бабульку за стремление нас откормить, а вот я с радостью поглощала кренделя и пироги, которые усердно пекла добрая женщина. У нас дома никто печь пироги не умел, и я наслаждалась свежей выпечкой и теплой заботой Марьи Филипповны. К тому же у меня такая физиология: чтобы ни съела все равно, что в бездонный колодец, как любит говорить маменька.
- Иду я, иду, - пробурчала еще не до конца проснувшаяся я и направилась в ванную.
Пока приводила в порядок свои длинные волосы, вспоминала сон и очень злилась на дурацкий будильник. Надо будет сменить мелодию, а то как-то некрасиво получилось. Уж лучше пусть мой красавчик поет «Районы-кварталы» какие-нибудь…
- Иванка, ну, ты опять в ванной застряла! Там моя помада, захвати! Раз уж ты там все оккупировала! – прокричала подруга, и я сердито поискала взглядом помаду: прям уж все!
Вообще на волосы я всегда много времени трачу. Они у меня длинные и очень густые, золотистые и вьются крупными кольцами. Когда их хорошо расчешешь. Вот и чешу. Каждое утро и каждый вечер и днем тоже. В общем, мечтаю о такой магии, чтобы как-то это все безобразие без моего участия приобретало приличный вид. Жаль, что такой магии нет.
Наконец, управившись с волосами, я подкрасила ресницы и, слегка припудрив носик, пошла на кухню, прихватив Милкину помаду. Мы с ней были яркой парочкой. Она – белокожая шатенка с огромными карими глазищами, я – блондинка и глаза у меня светло-зеленые, а кожа смуглая с золотистым отливом. Парни нам проходу не давали, стоило появиться на какой-нибудь тусовке, но всем хотелось легкой любви на вечер, а нас это не устраивало. Вот и решили мы, что встретим старость вместе. Я, Милка и наш рыжий кот Золотинка.
- Держи, - протянула мне чашку с чаем Мила. – Золотце наше я уже накормила, - пододвинула тарелку с оладьями.
Вот какой мужик с утра так тебя на кухне встретит? Правильно. Редкий.
- Доброе утро, Иваночка, - бодро сказала улыбающаяся Марья Филипповна, и мне даже захотелось ущипнуть ее за мягкую старушечью щеку, такая она была лапушка.
- Доброе утро, Марья Филипповна. Спасибо за оладьи, - улыбнулась я в ответ.
- Кушайте, мои тростиночки! Мила, ты особенно налегай, а то у тебя работа нервная! – сказала бабуля и вышла из кухни.
Я, не сдержавшись, прыснула со смеху, увидев страдальческое выражение на лице подруги. Она много лет боролась за то, чтобы называться тростиночкой и сейчас смотрела на тарелку с оладьями как на личного врага.
- Ладно тебе! Съешь один ничего не случиться!
- Ну, тебя, Иванка! Это ты – ведьма! Жрешь, как не в себя и ничего! А мне так нельзя, сразу раздуюсь и буду похожа на Гордеевну!
Это был серьезный аргумент, и я спешно закрыла рот. Гордеевна была женщина объемная, как бронепоезд, но ей это удивительно шло. Но не думаю, что пошло бы и Миле.
Затолкав в рот последний воздушный оладь и схватив с холодильника ключи от машины, я, подталкивая Милу к дверям, на ходу натягивала джинсовку. Да, я так и хожу на работу в джинсах и майках с дурацкими надписями. Я же художник, мне можно, а вот подруге так и приходится обувать туфли на каблуках, и все лето жарится в костюме. Мила – лицо нашего издательства и правая рука Гордеевны.
Мы с Милой считали, что с работой нам повезло. Наше издательство специализировалось на детской и подростковой литературе и называлось «Лукоморье». Быть иллюстратором я мечтала с юности. Сколько помню себя, всегда рисовала, чертила, делала какие-то наброски, от чего вечно страдали все бумажные носители, в том числе и салфетки в кафе.