Одна русалка попыталась схватить василису за косу, но тут же встретилась глазами с черепом. Он словно выжигал ее изнутри. Ее мгновенно высохшая рубаха превращалась в пепел, а бледное, чуть синеватое тело, в прах. Она визжала страшным голосом, призывая на помощь подруг. Но те попрятались в воде, и лишь смотрели, как умирает их подруга.
– Ты – не человек… – прошептала русалка, а по ее лицу ползла чернота. Красота русалочья, словно старая краска на солнце пошла трещинами.
– Ты – навья! Как и мы…
Ее синие губы тряслись, а ветер срывал рубаху, развеивая в чарующем тумане.
– Не видать тебе людской доли после смерти, – страшно шептала русалка, почерневшими руками хватаясь за дерево. Ее горящие глаза уставились прямо на василису. – Не сказала тебе ягиня… Значит, я скажу! Попадешь ты в Навь по Калиновому Мосточку через Смородину… А там буду ждать тебя я. И те, кого ты туда отправила… Только мы там хозяевами будем. Навь – наш мир… Там и сочтемся… Много нас будет… А ты одна! Вот там мы тебя и будем рвать – терзать! Вечно… И никто тебя не спасет. Рано или поздно смерть тебя найдет. Там и сочтемся…
Последние слова она выплюнула, а ее тело сползло вниз и рассыпалось в прах.
Туман полз обратно в озеро.
– Чего стоим! – клюнул филин василису. – Делаем ноги! Шевели коврижками! Они сейчас водяного позвать могут. А с ним тебе еще рано тягаться!
– Батюшка – водяной! Батюшка – водяной! – причитали русалки, обращаясь к озеру.
Василиса дернулась и бросилась бежать прочь от озера. Она бежала, задыхаясь, пока не выбежала на поляну тысячелистника.
– Это правда? – спросила она, задыхаясь и тяжко опираясь на посох.
– Что, правда? – спросил филин, слетая с плеча.
– Правда, что я попаду в Навь? – спросила василиса, едва переводя дух, обнимая дерево. – Мне не говорила ягиня об этом…
– Ну как бы да… – уклончиво заметил филин. – Слушай, что-то так есть захотелось! Слышишь мышку?
– Я ведь не человек? – спросила василиса, нахмурившись. – Она смотрела на свои руки. – И попаду в Навь… И их тоже я отправляю в Навь…
– Слышишь, мышка шуршит? – встрепенулся филин. – Так, мышка, оставь экзистенциальные темы и философию на потом. В этом лесу ночевать нельзя, а нам в Посад возвращаться. И желательно до заката!
– Так ты не ответил! – произнесла василиса.
И задумалась. Вспомнила она мост огромный, тени, которые мелькали вокруг. Кто же ее тогда с калинова моста стащил и обратно в явь вернул? У кого силы хватило?
Не слыхала она прежде о таких…
– Ничто та не бодрит, как мысль, что водяной от озера далеко не уходит! – усмехнулся филин. – Ну ничего. В ближайшее время умываемся со осторожностью. А то водяные – злопамятные.
Василиса была погружена в собственные мысли. Казалось, были вещи, о которых она не думала. То, что не человек она, она ведала.
– Надо бы нам с купцом поговорит! – усмехнулся филин.
Глава 20. Честное купеческое
Посад готовился к ночи. Готовился старательно, щепетильно. Исчезли дети с улиц, зазываемые в дом родителями. Захлопывались и запирались ставни. Людей на улицах становилось все меньше и меньше.
Закатное солнце лизнуло лучами торговые ряды, а народ засуетился. Женщины хватали детей за руки и тащили их в дома. Ставни запирались, двери закрывались. Один пьянчужка ломился в дом, требуя, чтобы его срочно впустили, ибо зверь лютый в ночи рыщет. Боязно!
Купец, здороваясь со всеми, направлялся к добротному дому с резным коньком и размалеванными ставнями.
Добротный, красивый дом говорил о достатке и сытости. Торговые дела у купца шли очень неплохо.
– Постойте! – крикнула василиса, видя, как купец обернулся и обомлел. Он ускорил шаг, чтобы побыстрее прошмыгнуть в двери собственного дома, но посох тут же помешал закрыть их.
– Это чего это ты убегаешь, а? – нахально спросил филин. В избе пахло пирогами да так, что живот сводило.
– Я? Я ничего! – замешкался купец, прислонившись к деревянной стене. – Просто солнышко садится, вот и тороплюсь! Все торопятся, и я спешу!
– Были мы у русалок, – начал филин, видя, как купец побледнел. – И чью же ты душеньку обещал?
Купец стал бледный, как полотно. Он пожевал губами, словно желая что-то сказать… На его высоком лбу залегли морщины, а брови тот час же нахмурились.
– Ладно, – махнул рукой купец, выдыхая. – Пойдемте к столу. Расскажу, как есть! Это сын мой, Яков, до девок больно охочий. Вот и брал я его с собой, чтобы под присмотром держать. Женить бы его, да все невеста не сыщется хорошая, путевая, желательно из купеческого сословья, дабы капиталы приумножить. Впрочем…