Потом была темнота… Долгое время раздавались такие жуткие звуки, от которых было страшно представить, что там творится.
Потом темнота сменилась серостью… Дрожащая бледная рука тянулась к посоху.
Расцарапанная и слабая, она дернула посох, а под ним прошелестела трава. Косы больше не было… Короткие волосы липли к бледному лицу. Изо рта текла кровь, а в глазах ее была навь… Внезапно василиса приподняла губу, а оттуда показались острые зубы… Потом она, пошатываясь и падая, куда-то брела. Ее изломанная фигурка качалась, и, если бы не посох, то верно бы, упала где-нибудь в лесу.
Среди деревьев показался туман и избушка… Она прошла сквозь туман, который не тронул ее.
– Не может быть, – задохнулась василиса, отторгая от себя посох.
– Я же говорил, что навьим очень нравятся ваши девки, – усмехнулся филин.
– Жуть какая, – потрясла головой василиса, пытаясь отогнать чужие воспоминания. – Все равно, посох меня может не признать… Он ведь другую выбирал?
Внезапно глаза черепа вспыхнули, да так ярко, что осветили убогую избушку.
– Значит, взять меня решила? – послышался сиплый голос черепа.
Глаза черепа вспыхнули да так ярко, что василиса чуть не выронила посох. Ягиня всегда говорила, что чужие посохи брать нельзя. «Подведет тебя он в последнюю минуту. Не твой он. Вот и не бери!», – шлепала она по рукам, когда они девочками лезли к старинному посоху ягини. Он стоял в избе, прислоненный к стене. И трогать его было нельзя.
«Как срок придет, твой тебя и выберет! Сейчас видали, как наблюдают! Это они за вами смотрят. Внимательно смотрят!», – ворчала ягиня.
И правда, в этот момент черепа глазами засветили.
«Это не вы выбираете. Вас выбирают. Какая приглянется, с той пойдет! Только заветы мои помните. Много соблазнов будет. Но вы стойте на своем! И будет посох вам служить верой и правдой!», – слышался голос в памяти.
А они тогда детками несмышлеными черепа рассматривали, да все потрогать боялись. Боязно, а вдруг осерчает.
Страшно было василисам, что никакая черепушка их не выберет. Больше всего этого боялись. А бояться надо было совсем другого.
В этот момент в памяти промелькнули черные бусы, украшающие страшный кокошник Василисы Черной.
– Да. Решила взять тебя! Нечего тебе в углу пылиться! – произнесла василиса, впервые видя, чтобы череп разговаривал. Ягиня ничего про это не говорила. – А как ты разговариваешь?
– Как все, – усмехнулся череп, но зубы у него были сведенные. – Это я тебя пытать должна, а не ты меня, девка! Вижу, что с нечистым путаешься. Не к добру это. Где это видано, чтобы василиса по своей воле с нечистым путалась?
– Между прочим, – гадко заметил филин. – Паутина на тебе, а не на мне… Так что кто тут нечистый, и кому тряпка нужна, могу поспорить!
– А ты помолчи. Знаю я, кто ты такой, – послышался скрипучий голос. Он был похож на женский, старческий. – И силу у него берешь… Ай, как не стыдно! Продалась, значит!
– Я не… – прошептала василиса, глядя на то, как глаза черепа вспыхнули.
– Молчи, – вспыхнул глазами череп. Внезапно древко посоха засветилось, а василиса чуть не выронила его. – Силы в тебе достаточно. Только не твоя она. А его. Пока он с тобой, в тебе и сила есть. Нет, девка, не пойду я с тобой… Туда, куда ты идешь, дороги назад не будет.
Глава 30. Обреченного жду
Василиса не знала, что ответить, как вдруг могучая рука взяла посох. Прямо от руки дым пошел, а череп закричал: «Ты че творишь, нечистый!!!».
– Разубеждаю, – сквозь зубы произнес филин, а василиса смотрела на руку, которая сжимала посох. Он вырвал посох из рук василисы и ударил им оземь.
В том месте, где посох ударился, пополз туман, а избушка зашаталась так, словно вот-вот сложится.
– Пусти! Все равно не пойду! –закричал череп, а ее глаза сверкнули. – Где это видано, чтобы княжич – нечистый посох в руки свои поганые брал!
Руны обережные на посохе загорелись зеленым светом, а василиса сделала несколько шагов назад.
– Ты свою василису в беде бросила, – тихим и зловещим голосом произнес княжич, глядя на посох в руке. – Ты ведь ее бросила… Бросила. И не надо отпираться…
– Я не… – начал череп, а голос у нее был перепуганный.
– Ты ее тогда подвела, – произнес княжич, а его белые глаза горели в полумраке. – Ты ее на погибель оставила… Ты же вернуться должна была в руки ее. Но решила в кустах отлежаться? В траве схорониться? Страшно стало, да? Хотя, ты ее сама выбрала…
– Пусти… – кричал череп, а по древку загорались руны. – Я же тоже не всемогущая! Что поделаешь, коли силы кончились… Я же думала, она сама отобьется, а я силушку подсобираю… И говорила я ей, чтобы не ходила туда. Где это видано, чтобы из одной битвы в другую лезть!